Виталий Останин - Пророк

Затем мы оказались в другом месте.

Во все стороны – бескрайнее голубое небо. Глаза слепило палящее солнце. Часть яростного диска закрывала лицо девушки, склонившейся надо мной. Нет, уже не девушки – жрицы! Её чёрные волосы были убраны в сложную, удерживаемую массивными золотыми украшениями прическу. Лицо серой мышки превратилось в суровый и прекрасный лик богини, на тонких губах змеилась торжествующая улыбка. В общем, ожившая иллюстрация к фильмам про коренное население Америки.

А я – лежал. Ощущал голой спиной грубую каменную поверхность алтаря, чувствуя напряжение в мышцах рук, привязанных, неудобно вывернутых за голову. Беспомощный и обречённый.

Это было не видение – уж в них-то я научился разбираться! Я реально, во плоти, безо всякого раздвоения личности находился на алтаре чёрт его знает где! Замечательным образом подготовленный к жертвоприношению – кроме “милого” личика жрицы, я заметил и массивный кинжал с каменным лезвием в её руках.

Непонятно как, но я понимал: всё, что случится со мной здесь, будет по настоящему. То есть, если Куава пронзит мне сердце своим тесаком здесь, то там, в сарае, я умру. Без понятия, как это будет выглядеть: может я просто мешком сползу на пол, а может разлечусь по стенам облаком кровавых брызг. Неважно, в общем-то. Главное, что смерть моя будет настоящей. Окончательной и бесповоротной.

При этом страха я, почему-то, не испытывал. Должен бы, по идее, но не боялся. Смотрел на инку с любопытством и ждал, что будет дальше. Словно участвовал в театральной постановке, а не готовился отправится на встречу с Господом.

– Кровь Инту привела тебя сюда, под его взор! – торжественно возвестила жрица. Никакой ломаной латыни, я понимал её прекрасно, хотя говорила она, вероятно, на родном языке. – Он смотрит на тебя, предавший кровь!

Отвечать я не стал. Во-первых, не знал что именно говорить, а во-вторых, понимал, что ответ девушке и не требовался.

– Сейчас Инту испытает твоё сердце, Ткач, – продолжила Куава. – От Его света ты не сможешь скрыть ничего! А потом я убью тебя.

“А она симпатичная, – в этот момент пришло мне в голову. – Без этого мешковатого тряпья, с макияжем и сложной прической. И глаза такие… выразительные! Надо же, не разглядел!”

Инка подняла нож и рассекла мне грудь.

Боль была жуткая. Мне никогда раньше не вскрывали грудную клетку, да и те немногие операции, что я пережил в прошлом, проходили под наркозом. Основные травмы у меня, как и положено, были в детстве, но сейчас я помню о них что угодно, кроме самого ощущения боли. Сейчас же вся она, помноженная на сто, вернулась.

Но не закричал.

Я чувствовал, как расходится под острым лезвием плоть. Слышал, как хрустят разламываемые ребра. Ощущал, как толчками выплескивается из моего тела кровь. Видел, как серьёзная девочка-жрица запускает мне в грудь обе руки и, спустя миг, поднимает к солнцу моё бьющееся сердце. Но продолжал молчать.

Это не был шок от боли или ужаса ситуации. Просто крики и вопросы казались сейчас совершенно неуместными. Странно, согласен, но, с другой стороны, попасть на жертвенный алтарь к индейцам – не странно?

– Взгляни на него, Отец! – выкрикнула инка светилу. – Испытай его, предавшего Твою кровь!

Вот тут я, почему-то, возмутился. С чего это я предатель? Мы что, были друзьями? Я ей что-то обещал, но не выполнил? Просил её руки, а потом сбежал в Сиам со стриптизёршей? Не было такого, нечего наговаривать! Согласен, я может и не лучший представитель рода людского, но не предатель!

Другая часть моего рассудка тихонько посмеялась над горячностью этих мыслей. Мол, нашёл из-за чего бузить. Тебя тут инка на алтаре в фарш кромсает, а ты решил обидеться на неверную формулировку?

Солнце равнодушно жарило моё никак не желающее умирать тело, жрица продолжала протягивать ему сердце. Она что-то, кажется, пела, но слова и ритм песни терялся в пульсации крови.

Затем в голубом небе появилась чёрная точка. Одинокая птица, тень на бирюзе, она не приближалась и не отдалялась. Неспешно переместилась в центр солнечного диска и повисла. За неимением более интересных объектов, на ней я и сосредоточился.

– Почему Ты молчишь, Инту? – воскликнула инка спустя минут десять. Я даже мысленно поблагодарил её, а то стало совсем скучно. – Я, последняя из Твоих детей, взываю к Тебе и требую правосудия!

Крохотный чёрный зрачок на радужке солнца продолжал бесстрастно взирать на разворачивающееся на земле действо. Солнечные лучи не чертили огненные письмена на небесном своде, не били в жертвенник молнии, трубный глас не требовал прекратить безобразия.

Но жрица не сдавалась. Раз за разом она выкрикивала своё требование Солнцу, пока, наконец, оно не закрылось набежавшей невесть откуда тучкой.

Плечи девушки поникли, руки, продолжающие держать моё сердце, опустились.

– Он должен был покарать тебя! – обвиняюще бросила она.

– Ну извини! – булькнул я, осознав, что торжественность момента ушла и надо мной нависает не величественная жрица, а расстроенная провалом девушка. – Не хотел тебя подводить.

Декорации спектакля стали на глазах истончаться, обнажая таящуюся за ними черноту. Не внутренности сарая, что характерно.

– Слушай, верни уже моё сердце! Что ты вообще тут устроила?

Где-то по краю сознания мелькнула мысль, что вести беседы с распахнутой настежь грудной клеткой – дурной тон, но я отогнал её как пораженческую и несвоевременную. Немного, разве что, напрягало моё сердце в руках у девчонки, поэтому я всё же сбавил тон.

– Хотя бы объясни чего ты хотела добиться, Куава? – не услышав ответа на первый вопрос, примирительно проговорил я. – В жертву меня принести своему Инту? Что я тебе такого сделал?

– Ты – Ткач, – инка, что удивительно, послушалась и аккуратно вложила сердце обратно мне в грудь. Напряглась и свела разрубленные ребра. Боль сразу ушла. – Ткач, который служит врагу. Предатель крови. Но Инту не считает тебя предателем. Иначе бы дал знак.

Грудина срослась, словно никогда и не была вскрытой. Верёвки, держащие руки и ноги, осыпались пылью. Я поднялся и первым делом поискал взглядом что-нибудь, чем можно было прикрыть чресла, а то ведь на алтаре оказался в чём мать родила. Не найдя ни тряпки, ни листа, плюнул и уселся на камень жертвенника как есть. Инка демонстративно повернулась ко мне спиной. Прямо иллюстрация к женскому журналу с подписью: “Ты никогда меня не понимал!”

Жертвенник стоял на вершине ступенчатой индейской пирамиды посреди джунглей. Выглядело сооружение ухоженным и основательным, ни капли не напоминая те развалины, которые я видел по телевизору. Будто построили его самое большое пару лет назад, и с тех пор только колер на камнях обновляли.