Эдуард Нэллин - Эдатрон. Лесной край. Том 1 [СИ]

Карно шмонал уже последнего, когда вдруг резко пригнулся и замер за кустами. Сначала до Ольта не дошло такое резкое изменение его поведения, но через мгновение послышался скрип колес и стук копыт. «Сбор идет» — понял мальчишка и пригнулся пониже. Собственно, его и так не было видно за кустами и пригнулся он чисто машинально. Опустившись на четвереньки, он, скрываясь за густыми зарослями, подобрался к дороге.

Худые крестьянские лошадки еле тянули тяжело нагруженные телеги, не торопясь двигаясь по лесной дороге. Скрипели деревянные колеса и громыхали, натыкаясь на выступавшие из земли корни и проваливаясь в частые выбоины. Деревенские ехали в город Узелок, центр графства Стеодр, на торги. Шесть телег, по одной от каждой деревни, были нагружены в основном шкурами лесных зверей — главным источником дохода лесных жителей. Но кое где виднелись гончарные изделия, свертки холстины и набитые дарами тайги корзины. Короче все, что имело хоть какую-нибудь ценность в глазах жителей городка, везлось на базар. На продажу или в обмен на зерно.

Не будет зерна — не будет хлеба. А что жевать зимой, если метель закружит на пятицу-другую? Одними сушенными грибами и ягодками сыт не будешь. Хорошо, если в семье есть удачливый охотник, можно на время пурги и мясом запастись, а если нет в семье добытчика, а только мать и дети-малолетки? Тогда зубы на полку и вся надежда только на соседей, которым и самим не сладко. Плохо, что первый сбор пропал, куда и так небогатые крестьяне собрали самый лучший товар. На второй собрали уже то, что оставили на налоги барону. Но налоги надо будет платить поздней осенью, перед тем, как закружат в воздухе первые снежинки, а до этого оставалось еще пару месяцев. Крестьяне надеялись, что они успеют до того времени еще раз поднатужиться и откупиться от барона. Ведь зерно надо брать сейчас, сразу после сбора урожая, когда оно еще дешево. Потом, чем ближе будет зима, тем больше будет дорожать хлеб, и они уже будут не в силах купить его и одновременно заплатить налоги. Поэтому сейчас драгоценный сбор охраняло сразу двадцать человек, вооруженных толстыми длинными шестами.

По закону, введенному Северным Союзом после завоевания, местным запрещалось иметь оружие. Разрешалось носить только короткие ножи, годных разве что только на то, чтобы нарезать хлеб или снять шкуру с убитого зверя, и брать с собой на охоту только охотничьи луки и стрелы с дубовыми наконечниками. Убить человека из такого лука и такой стрелой — это надо было постараться. Ну и для самозащиты разрешалось таскать с собой посохи, но, чтобы без всяких примочек типа обожженного конца или, не дай Единый, железного наконечника. Правда искусство боя на шестах местные изучали уже с детства, но что такое шест по сравнению с копьем или мечом? Это только отдельные мастера еще как-то могли противостоять вооруженному противнику, но где те мастера? Все почти погибли в войне и многочисленных восстаниях. Даже на стрелы для охотничьих луков разрешалось использовать только дубовые наконечники, которыми можно было бить лишь мелкую дичь. И не дай Единый, если дружинники барона найдут у кого-нибудь железный наконечник для стрелы или тем паче — меч. Без суда и следствия сразу снесут бедовую голову с плеч. Поэтому сейчас крестьяне были вооружены лишь длинными шестами и деревянными палицами.

Спереди, шагах в двадцати от передней лошади, насторожено вглядываясь в заросли, шли двое дозорных, изредка заходя в придорожные кусты. Все-таки хорошо, что трупы были убраны. Затем, окружив телеги плотной толпой, топала основная масса крестьян и уже позади всех шли еще двое охранников. Так, настороженные, они и прошли, не заметив ничего подозрительного. Где-то через километр они наткнутся на телеги, оставшиеся от первого сбора. Ольт не стал их трогать, все равно ему они без груза и лошадей были ни к чему, а больше по этой дороге с тех пор никто не проезжал. Так что для крестьян будет грустный и печальный сюрприз, но это уже не его проблемы.

Ольт облегчено вздохнул. Все, что они задумали, было сделано. Осталось перетаскать в лагерь трофеи. Трупы оставили в неглубоком, но малозаметном, заросшем густым кустарником овраге. Падальщики с ними разберутся. Увязав все честно намародеренное имущество в тюки и погрузив их на единственную лошадь, усталые, но довольные потащились в ставший уже домом разбойничий лагерь. Даже Вьюна припахали, нагрузив на него все, что не влезло на лошадь, чему совершенно не помешали связанные за спиной руки. Так он и шел под конвоем Ольта, спотыкаясь и задыхаясь под тяжестью вьюков с одеждой и амуницией. Худо-бедно, но дорогу выдержал, жилистым оказался, даром, что худой и не высокий. Но к лагерю все добрались вымотанные до предела. Сказывались последствия боя. Единственное, что утешало — это, пока еще толком не осознанная, тихая радость и удовлетворение от проделанной работы. А уж как рад был Ольт. Он был полностью доволен и удавшейся проверкой Карно, и экзаменом на профпригодность себя любимого. Или, вернее будет сказать, своего нового тела. Все-таки где-то в самых потаенных глубинах свое души, не смотря на все, что на него выпало за последний год, он все еще чувствовал какое-то глухое недоверие к нему. Ведь как не крути, а он с ним не родился, а приобрел уже будучи в достаточно взрослом возрасте. Но слава Единому, тельце оказалось вполне себе ого-го и Ольт наконец-то почувствовал себя окончательно сжившимся с ним. Наверно после происшедшего боя окончательно и родился маленький житель Эдатрона по имени Ольт.

Хотелось основательно передохнуть, но в начале нужно было доделать начатое. Выдохшегося Вьюна привязали к дереву и расположились уже традиционно, Истрил у котла, где ворох разбойничьих тряпок сменился одеждой стражников, а Карно возле атаманской землянки с ворохом оружия и амуниции, и занялись каждый своим делом.

Ольт же, пока взрослые были заняты, занялся обедом. Запасы разбойников были под рукой. Вопроса, что готовить не стояло. Ему все еще не надоела каша из местной крупы, похожей на гречку. Видно сказывалась долгая мясная диета. На прежнем кострище развел еще один огонь и стал «колдовать». Еще в той жизни, будучи молодым и бедным холостяком, он от безвыходности научился готовить, а потом не то, чтобы полюбил, но ему нравилось иногда удивить окружающих чем-нибудь этаким. Это в старости у него пропал интерес к жизни, и он с одинаковым безразличием поедал и различные изысканные блюда в самых шикарных ресторанах, предназначенных для нуворишей, и суп из бич-пакета, приготовленный в строительном вагончике. Чем они могли удивить его много повидавший и перепробовавший организм? Но сейчас! С новой жизнью к нему вернулись и вкус, и интерес ко всему новому.