Валерий Мелик - Корнет из нашего времени. Часть вторая

Так что детей я разочаровал, решив добавить романтизма в обстановку. Короткий перебор клавиш, настраивающие присутствующих на серьезный тон, и по комнате поплыли чарующие звуки…

Смолкли последние аккорды, все буквально застыли, даже дети не смели шелохнуться. Первой пришла в себя Ольга Александровна: — Браво, князь, браво! — тихо промолвила она. Александра Федоровна сидела, задумавшись и только крепче обнимая младших дочерей.

Николай глубоко вздохнул, — Браво, корнет, браво! — повторил он за сестрой, — очень душевно!

Помолчал несколько секунд, оглянулся на супругу, прихлопнул руками по подлокотникам кресла, на котором сидел, чуть привстал.

— И кто ее автор? — и мне показалось, с некой долей ехидства, — только не говорите, что слышали в детстве от денщика отца. Верно, исключительных дарований был солдатик, но тема для него не та, — и помолчав несколько секунд, выдал фразу, услышав которую, я буквально застыл:

— Что же Вы молчите, князь, не хотите посвящать присутствующих? — улыбаясь продолжил он, — ну, нет, так нет. Я думаю, у нас еще будет время поговорить и о Вашем творчестве, и о многом другом. А пока, прошу, продолжим такой чудесный вечер!

В воскресенье меня никто не беспокоил, я продолжал свое ничегонеделание. Правда это весьма достойное занятие то и дело прерывалось подкрадывающимися довольно таки тревожными мыслями, в ушах так и стояли слова государя на ужине в субботу.

Уж как то очень неожиданно задал он тот коронный вопрос, и несмотря на добрую улыбку на лице, глаза при этом были такими холодными! Вечер после этого продолжился, но я уже не чувствовал себя так комфортно, как до этого, потерял кураж. Вели общие разговоры, так, ни о чем, еще немного уделил внимания детям, что очень понравилось императрице. Мать есть мать, ей всегда нравится, что ее дети в центре внимания. Попытался даже музицировать в четыре руки с Ольгой Александровной, но как говорится, без фанатизма, хотя было видно, что заинтересовал ее как мужчина. Оно и понятно, своеобразный, мягко сказать, супруг, ограниченный, в связи с положением и статусом, круг общения. А ведь еще молода, хочется «большой и чистой любви», или хотя бы просто того же общения с противоположным полом. Природа такая, против этого не попрешь! А тут, вот он, как и требовалось, молодой, надеюсь красивый гвардеец — корнет с нимбом героя и даже неким ореолом таинственности. Да и поет так душевно! Как уж тут устоять?

Сделал вид, что не понял «порывы девичей души», как говорится, «… нет ребята — демократы, только чай… !». Что-то мне подсказывает, что пока не стоит так уж близко входить в «ближний круг» власть предержащих, не стоит «гнать лошадей», особенно в свете заданного на вечере вопроса. Успеется еще!

А так, все, терпение заканчивается! Долго я такого затворничества не выдержу! Но теперь хотя бы понятно решение изолировать меня от общества, видно решают, как быть дальше. И ужин, теперь понятно, тогда был не только выражением благодарности за «геройский подвиг», но и своеобразными смотринами и прощупыванием. Судя по тому, что встреча все же состоялась, и даже венценосная семья была почти в полном составе, с детьми, значит, угрозы с моей стороны они не испытывают. Это немного успокаивает.

Вот интересно, я уже и не сомневаюсь в «своем провале», рассуждаю так, будто уверен, что раскрыт. Вот будет смеху, если просто накручиваю себя! В любом случае, это говорит о том, что пора мне переходить на новый уровень, менять не просто что-то в своей жизни, а, если так можно выразиться, частично легализоваться, подсознательно я уже готов к этому. Да что там, «подсознательно», засветился везде, где только можно! Потом будет хуже.

В понедельник мое вынужденное затворничество подошло к концу, прибыл курьер от моих командиров. Призывают на службу, отпуск считается законченным. Ну и слава Богу, замучился сидеть без дела, общения не хватает.

Был и еще один пакет, от вновь назначенного главы Дворцовой полиции, старого знакомого, от полковника Герарди. Борис Аркадьевич настоятельно приглашает на встречу и настолько настоятельно, что даже чисто гипотетически, отказаться не представляется возможным. Но я и не думаю отказываться. Во-первых, таким людям в этом не отказывают, несмотря на то, что предложение высказано очень корректно, как то в полуофициальной форме. И во вторых, понятно, что в определенных кругах уже готовы принять определенные решения о моем будущем, и мне готовы это решение сообщить. Или хотя бы официально признать, что в курсе моей «необычности».

Конкретное время прибытия в полк мне никто не устанавливал, поэтому я решил, что успею еще предстать пред ясные начальствующие очи. Может это тактически и неправильно, но решил не откладывать встречу с полковником. Это явно важнее для меня, тем более, что служба в полку все более и более отходит на второй план, ясно же уже, что это пройденный этап.

— Вы верно догадываетесь, князь, зачем я пригласил Вас? — задумчиво глядя на меня, спросил полковник.

— Ну, зачем же гадать, думаю, Вы сами сейчас все объясните. По всей видимости, у Вас возникли какие какие-то вопросы ко мне. Готов ответить на них. Как я уже и говорил, у меня нет никаких предубеждений ни против Вас лично, ни против ведомства, которое Вы представляете. Так что, пожалуйста…

— Да, я помню это, и поверьте, ценю. Кстати, и этот факт тоже добавляет, так сказать, в копилку… , - он немного помолчал, глядя на меня в упор, и без всякого перехода вдруг спросил: — кто Вы, корнет?

Ну, наконец-то, дозрели! Я так понял, полковник, или те, кого он представляет, решили не ходить вокруг, да около, задавая прямой вопрос. Ясно только одно, они в курсе «моей необычности», но не определились, представляю ли я угрозу, или нет. Да, не простая у них задача. Вроде и странностей много, но с другой стороны — сплошь одни положительные поступки. И не просто положительные, а чего уж тут скромничать, геройские! Все эти мысли пронеслись в моей голове.

— Хм-м, Борис Аркадьевич, не совсем понял Ваш вопрос, в каком смысле, кто я? — решил я протянуть время и раскрутить полковника на дискуссию, рассчитывая выяснить если не степень, то хотя бы основные параметры их предположений.

Пауза в разговоре несколько затянулась, полковник не торопился мне отвечать. Взял сигарету из пачки, лежащей на столе, раскурил ее, пустив облачко дыма к потолку. Увидев, что я поморщился, извинился и попытался разогнать его рукой. Я тоже молчал, хотя понимал, что это молчание является еще одним пунктиком в его список подозрений в отношении меня. Обыкновенный корнет князь Белогорьев, несомненно, в подобной ситуации стал бы бурно выяснять причину этого вопроса, высказывать свое возмущение и т. д. Но я понимал, что это ни к чему, только тянуть время. Все равно пора определяться, как мне быть дальше, и почему не сейчас? У них, судя по всему, не просто какие-то подозрения, и просто «валять дурку» не получится, да и несерьезно это.