Александр Плетнёв - Вскормленные льдами [litres с оптимизированной обложкой]

Погрузка угля (а для трёх кораблей такого водоизмещения – это несколько часов работы с участием практически всех членов экипажей) превратила тихую заводь в сущий бедлам, нарушив вековую природную гармонию.

Чадили броненосцы, пыхтели паровики-шлюпки, катера, снующие туда-сюда, набитые мешками с углём. То и дело слышались гудки, свистки, лязг работающих судовых кранов, скрип талей, многоголосый гомон и отдельный лай команд.

Погрузка угля и без того весёленькое занятьице, для матросов – надрывный труд, оседающий пылью, пачкающий лёгкие, сплёвывающий, высмаркивающий тягучее серое, чёрное…

А при коварном морозе, когда первый осиленный десяток мешков разогревает, распаривает… и исходящие по́товым паром расхристанные мужики глотали хрустальный воздух, выстуживая бронхи, подмораживая руки и обветренные лица.

И уже слышались первые сухие покашливания-кашли, простывшие сиплые окрики.

Высунувшийся наружу Рожественский, мгновенно посинев и захлюпав носом, приказал чаще менять матросов, давая им возможность отогреваться в тёплых кубриках. А после бункеровки позволил налить «для сугреву».

И это была не неожиданная гуманность, а трезвый расчёт – адмиралу не нужны были разлёгшиеся по лазаретам с простудами и горячкой матросы. А обещанный «сугрев» добавит прыти.

Не отказался Зиновий и от своих планов перекрасить корабли, несмотря на скверные погодные условия. Так как считал, что уже за углом мыса Дежнёва эскадру могли ожидать японские корабли, и времени на подобные мероприятия у него просто не будет.

Перелицовку, под руководством и режиссурой унтеров, у которых в руках были эскизы нанесения тактической маскировки, начали с надстроек, дымовых труб, мачт.

Корабли облепили матросы с вёдрами, кистями, закрашивая, мазюкая, елозя… превращая белого красавца «Ослябю» в серо-чёрно, грязно-белый хаос из полос и изломанных линий.

Рожественскому подкинули хорошую дизайнерскую подборку – несколько вариантов раскраски, чем адмирал и воспользовался в полной мере. Теперь каждый борт «бородинцев» получал свой индивидуальный рисунок.

Зиновий Петрович щурился на лоснящиеся под лучами солнца, медленно преображающиеся корабли, предвкушая, как он будет вводить в заблуждение противника при повороте на другой галс. И тут же хмурился, поглатывая не успевшую осесть угольную пыль, беря под сомнение: «Так ли уж действенна будет мазня на вражеский глаз?»

А тем временем продолжалась погрузка угля, пополнение пресной водой – по мере потрошения пароходов, броненосцы проседали, пряча под водой ватерлинию.

Бункеровкой дело не ограничивалось – проводили профилактику машин и механизмов.

«Ослябю», которому, как оказалось, больше всех досталось от острых граней ледяных глыб, нагружали в первую очередь в корме, тем самым подняв носовую часть, где матросы восстанавливали ободранную обшивку.

У чукчей название острова Врангеля своё – Умкипир. «Остров белых медведей».

И даже в двадцать первом веке у этого северного заповедника «имидж» крупнейшего в мире «роддома» белых медведей 14 14 На острове-заповеднике в местных родовых берлогах ежегодно рожают до 500 медведиц. .

Баланс природы предполагал и пищу для их прокорма – крупнейшие в Арктике лежбища моржей.

Нашествие стальных пришельцев нарушило идиллию естества, вспугнув животных. Моржи нашли себе местечки подальше, а вот медведи, о которых уже говорилось, что животные сии крайне любопытные, а за отсутствием естественного врага, бесстрашные, стали возвращаться. Принюхиваясь к новым запахам, глазея на дымящие громады, шевеля ушами на поднявшийся незнакомый шум.

«Возлёгший» тушей прямо на припай «Ямал» держался обособленно, в стороне, но не так чтоб далеко.

Занятые углём моряки императорского флота замечали, как с борта ледокола что-то кидают совсем осмелевшим медведям, а присмотревшись, с удивлением понимали, что странные американцы подкармливают попрошаек. Даже и не подумав поохотиться.

В то время как Рожественский не отказал себе в удовольствии подстрелить один экземпляр. Ради шкуры в том числе.

С борта ледокола свесилась стрела крана, опустив на воду малый катер, который, мгновенно набрав скорость, в своей лёгкости задрав округлый нос, устремился к «Суворову», оставляя за собой пенный след. При ближайшем рассмотрении «моторка» оказалась настолько диковинной, что офицерам пришлось прикрикивать на раззявивших рты матросов. Впрочем, и сами господа были заинтригованы и удивлены – обводы корпуса у катера были словно из дутой резины, а установленный в транце двигатель не стучал, а буквально выл, настолько у него были высокие обороты.

Помимо того, что планировался сбор своих людей на ледокол, Черто́в нанёс рабочий визит на флагман. Пользуясь паузой стоянки, следовало обсудить дальнейший маршрут, порядок следования и действий. Потому как по радио, без непосредственного общения и наглядности навигационных карт возникали непонятки и недоговорённости. К тому же надо было довести соображения по улучшению качества артиллерийской стрельбы и ещё всяких полезных мелочей, которые отыскались и вызрели во время пути.

До чего-то там продуктивного, в конце концов, и договорились – Андрей Анатольевич ещё изволил обедать у Рожественского, а «Ямал» снялся со своего лежбища и подошёл к борту «Осляби», долго примериваясь боками для удобства к его носовой оконечности.

Затем пошла работа – ледокольным краном цепляли листы котельного железа, и группа людей в ярких рабочих куртках и касках прямо с трапа чего-то там мудрили, искря огнями резаков и сварки, обшивали нос броненосца дополнительной защитой.

Прибывший осмотреть процесс Рожественский согласился, что посредством молотов и заклёпок проделать подобную работу так споро не получилось бы. Но и не удержался – чертыхнувшись, оценив неказистость усовершенствования как «сущее крокодилище»!

А Бэр всё переживал, что теперь гордый нос его корабля значительно «присел» под тяжестью обвеса.

Тем не менее все броненосцы по мере покраски приобретали неописуемый вид, от которого многие матросы крестились. Особенно ближе к вечеру, когда стоящий чуть поодаль «Александр» стал размываться очертаниями, сначала «потеряв» носовую часть, потом словно бы уменьшился в размерах, став к зрителям то ли кормой, то ли носом.

Рожественский же был доволен:

– Определённо, господа! Эта бесовщина достойна удивления.

Зиновий Петрович спешил на театр военных действий. После удачных стрельб и завидного маневрирования был окрылён, уверовав в себя и свой ударный отряд. «Ударный отряд» – иначе он теперь свои броненосцы и не называл. Понятно, где нахватался подобной терминологии. Адмирал рвался в бой.