Александр Плетнёв - Вскормленные льдами [litres с оптимизированной обложкой]

– Ага! – Лыбился довольный помощник, в конце концов, могут быть у человека маленькие радости? Чтобы снять напряжение от тяжёлого перехода… переложить на другое плечо груз ответственности (с уставшего правого на левое)… получить заряд бодрости, для новых так-с раз эдак-с великих свершений!

– И уж не остограммился ли случайно?

– Отнюдь, в одиночку не киряю.

– Ладно, – не стал придираться Черто́в, тем более зная, что так оно и есть.

– А вообще, – завёлся Вадим, – всё мной перечисленное якобы великое – лишь последствия. На картины, книги и пение победных маршей людей вдохновляли в первую очередь эмоции – от навязанной ли нам природой любви, до… вплоть до полёта Гагарина. А нередко иногда происходит и обратный процесс! Токката ре минор Баха рождает, например, ракету Циолковского. А?! Как созвучно: токката – ракета! И у меня порой случается – послушаю, и к-э-эк взвивает на всякое эдакое! А ещё суть в том, что вся наша жизнь, людская цивилизация, крутится вокруг людей. От мелочных обид-любви до гениальных атомных бомб. Всё это наше – людское. Живём сами в себе. Сами себя рисуем и сами же восторгаемся. Мы даже в повадках животных подмечаем человеческие черты. Собственно, как и людям приписываем, что-то от собако-кошачьих манер. В общем, всё и вся о себе любимых…

– Только вот Вселенной, которая огромна (в миллиарды раз огромна!), на нас пилювать, – подкинул скептицизма кэп, – мы лишь прыщик на её теле. Нет, не так! Мы прыщик на прыщике, который на прыщике Вселенной.

– О-о-о, – протянул в сарказме Шпаковский, – это уже ил пошёл.

– Охолонись уже.

– Но зачем-то же мы нужны? Вообще люди-человеки?.. – совсем потерялся Воронёнок.

– А тут темы, друг мой, начиная от Библии – до самой извращённой гордыни фантастов! И нам теперь в философии «прыщиков»… – слегка подколол кэпа помощник, – просить нам у Рожественского икону и в «красный угол» её привесить. Или зелёных человечков в лупо-телескопы выглядывать. Так как что-то… или кто-то там с нимбом на башке нас сюда-таки закинул… А?

– Не сто́ило бы углубляться в невероятное, когда есть очевидное, – подумав о приоритетах, пробормотал капитан.

– Ладно, забыли. Вот! Знаете, о чём я вспомнил? – радостно вывел Шпаковский. – О тунгусском метеорите! А?! Как это у нас из головы вылетело-то? Туда же надо экспедицию слать. Уже сейчас готовить – пока они там, в своём Русском географическом обществе расчухаются. И с кинокамерой! Это ж какие кадры будут! Только точные координаты дать и время, чтобы под удар не попали. И дозиметр из наших подкинуть, а то мало ли…

– Действительно, – чуть озадаченно проронил Черто́в, – а ведь забыли. Я на сеансе связи Гладкову обязательно скажу.

Из штурманской, где обычно «базировался» чайник со всеми сопутствующими кружко-ложко-печенюшка, высунулся штурман:

– Э! Ну, я чего, сам всё таскать буду?

– Ща помогу, – вызвался Шпаковский.

Чуть сдвинув карты, расставили всё прямо на штурманский стол – чай, конечно, в пакетиках, печенье из «артелки» 16 16 «Артелка» – на морском сленге судовая лавка. . Кружки новые из сувенирных, с логотипом «Ямала», так как «дежурные» во время штурма льдов умудрились частично расколошматить.

– Ты мне вот что скажи, – дуя на горячее, вернулся к впечатлениям Воронёнка капитан, – что они вообще о нас думают? Ты вот говоришь – анекдоты…

Тот сразу понял, к чему клонит начальство:

– Анекдоты я адаптировал под эпоху – соображаю же… Да и нужда была после того, как морпех заломал там одного дворянчика. Я же рассказывал…

– Помню. А в плане футуристики прокололись во многом? Беспилотники… или ещё что?

– Беспилотники ерунда – летает мелочёвка какая-то, – повёл плечами вахтенный, – за вертол интересовались, но я, как и условились, сказал – типа батискаф. Тоже не удивил. А вот когда мы в море Лаптевых с первыми трудными льдами столкнулись… Со стороны же, знаете, как оно выглядит – ледокол тушей всей наползает на лёд, продавливает, снова наползает… словно скользит поверху. Феерическое зрелище! Кое-кто сразу сообразил, что корпус не клёпаный – повылетали бы от таких напряжений…

– Со сваркой мы уж у Врангеля засветились, когда «Ослябю» переваривали, – заметил штурман и потянулся отметить очередную «вешку» на карте. Без навигационных маяков и спутниковой ориентации ему приходилось вручную вести счисления, чаще делая пометки на маршруте.

– Сколько там уже прошли? – по инерции поинтересовался капитан.

– Восемьдесят. Ещё полстолечко и вертеть винты обратно. Здравствуй, полярка.

– Да, – отошёл к иллюминатору Черто́в – смотреть было не на что, снова туман.

«Да-а-а», – повторил уже мысленно, в который раз подумав, что насколько привычным и рабочим был полярный переход, в сравнении с тем, что представлялось в ближайших перспективах, когда они придут на Колу. Начинания на материке вдруг испугали своей грандиозностью, незнанием, с чего начинать, поскольку… ведь главное, что не всё от них зависело.

«Там такой охват, что, сколько ни составляй регламентов и планов, всё равно всего не учтёшь. И как всегда будет не просто геморр, нестыковки и непонимание, а реальные проблемы! Вплоть до фатальных…»

И такой исход не исключал, памятуя о нападении на Престина.

«Как нас встретят… чужаков, практически инородцев? Что ни говори… но́шу мы взвалили ту ещё! Хорошо хоть время ещё есть обмозговать, пока будем идти до Мурмана. Пока, кстати, самолёт будем искать, грузить. Так что подзадержимся. Получается, что нам сейчас во льдах – как дома. Кто бы мог подумать…»

И почему-то захотелось оттянуть это «торжественное» возвращение. Хотя бы для того, чтобы там всё подготовили – жилища, охрану, зону отчуждения. Зная, что за месяц-два нужной инфраструктуры не возвести.

«Иначе как бы не пришлось болтаться в море, ожидаючи».

Звякнул судовой телефон.

– Радиорубка!

– Вижу, – подошёл к аппарату, поднял трубку. – Слушаю.

Говорил начальник связи:

– Мы «искровую» не отслеживаем. А тут Рожественский сообщил, что они перехватили работу беспроводного телеграфа.

– Чего? Может, это их угольщик, который они ждут?

– Они не поняли. Сигнал был слабый и короткий. Но Зиновий сомневается, что на сраном угольщике будет стоять телеграф. Даже на американском.

– Ему японцы мерещатся…

– Не может же это быть береговой станцией – тут, в этих местах, до Первой мировой конь не валялся. Так что это всё же судовая работала. Если им вообще не померещилось.

– Так, а чего Зиновий хотел? На РЛС я ничего не вижу, – не отрываясь от телефонной трубки, Черто́в поглядывал на мерцающий зелёными крапинками экран радиолокатора кругового обзора, – можно и советский метровый включить, но если сигнал был слабый, дальности один чёрт не хватит. На сколько они сейчас бьют, эти телефункены?