Александр Колосов - Гроза над Элладой [СИ]

«Малыш» Леон семнадцати лет отроду был, к слову сказать, крупней и сильней своего заступника. Мать не раз говорила, что в молодости Тенций Норит один в один выглядел, как Леон. Молодого себя видел в нём и отец. Синеглазый юный богатырь, весёлый и добродушный, умеющий и песню спеть, и сложный танец исполнить с блеском, и дать достойный отпор толпе неприятелей из чужой филы — его любили и родители, и братья, и девушки, и молодая рабыня Барута, прислуживающая за столом. В трудные и кровавые Допотопные времена с такими людьми старались дружить, а не ссориться.

На фоне своих героических братьев Кан выглядел настоящим замухрышкой, хотя грудь его была обширна, а плечи широки. Природа сыграла с ним остроумную (с её точки зрения) шуточку — она лишила рельефности его основные мышцы, передав часть мощи бицепсов и трицепсов множеству других мускулов. У него были стальные связки. Но чудовищная сила, хранящаяся под упругой кожей младшего отпрыска достойного рода Норитов, внешне не проявлялась никак. Тренировки в гимнасии не приводили к особым результатам — бицепсы Канонеса (таково было его полное имя) упорно не желали увеличиваться в объёме, они просто становились крепче. Тигр больше и тяжелей царя зверей, но это внешнее впечатление — чтобы уравновесить реальную силу львов, в римских амфитеатрах против двух из них устроители выпускали не меньше трёх тигров.

Впервые эта скрытая львиная мощь проявилась у достойного потомка более чем достойного батюшки в возрасте четырнадцати лет. Преподаватель кулачного боя в гимнасии человеком был вспыльчивым и жестоким. Многие мальчики отведали увесистых затрещин и подзатыльников, которыми наедине угощал отстающих этот костолом. В число отстающих Кан попал сразу, едва появился на уроке. Не потому, что нерадиво исполнял упражнения. А потому, что обладал длинным и острым языком и посмел ответить хаму остротой на остроту. За что и был оставлен для примерного наказания.

Но когда здоровяк-учитель попытался влепить ему оглушительную пощёчину, гордая кровь Норитов вскипела в жилах юного остряка, и он ударил его в солнечное сплетение, как учил Торит, и с ужасом увидал, к чему приводят его вспышки ярости — бедолагу кулачника скрутило в жесточайшем удушье, от боли он сложился пополам. Хорошо, что под рукой оказалась вода, испуганный Кан побрызгал ею на сражённого врага и дал ему напиться. С той поры грубиян преподаватель относился к нему с превеликим почтением, и Канонес спокойно изучил приёмы древнего бокса и панкратеона — помеси борьбы с кулачным боем.

Другого бы собственная силища толкнула на использование её при каждом удобном случае, но впечатлительный и добросердечный Кан был так напуган собственной яростью и её последствиями, что старательно уменьшал мощь ударов и захватов в дружеских потасовках и уличных драках. Кроме того, рядом с ним всегда находился его погодок Леон, переполненный задором и готовый заступиться за младшенького ещё до того, как на него кто-нибудь нападёт. Третьим в их компании был красавец и атлет Кул Изолид — сын закадычного отцовского друга и коллеги Изолия, так что проявлять геройский потенциал Кану было крайне затруднительно. Кроме того, как по-настоящему сильный человек, он обладал спокойным, чуточку ленивым характером, спровоцировать его было практически невозможно.

Привычка держаться на вторых ролях, не светиться, сыграла с Каном дурную шутку — окружающие решили, что толку от него в их суровые Допотопные времена нет никакого. Работал он хорошо, старательно, только это и примиряло великого воина Тенция с младшим сыном, но выволочки, что словесные, что с раздачей подзатыльников, находили Кана безошибочно. Братья относились к нему хорошо, но с ноткой покровительства. Любила его только младшая сестрёнка Виса — единственная дочь Тенция. Она-то в отличие от остальных знала, каким героем был её братик Канонес.

Дело было в окрестностях загородного дома Норитов, прилепившегося к склону одной из гор. Кан и Виса ежедневно лазали по скалам, прячась от жгучего солнца в густых горных кустарниках. И добаловались — вздорная девчонка решила устроить братцу маленький оползень на склоне горы. И всё бы ничего, да оползень сдвинул с места здоровенный валун, покатившийся прямиком на Кана. Балансировать на стекающем вниз каменном потоке не было никакой возможности. Видя, как валун накатывается на мечущегося брата, девочка зарыдала в голос, и её страх и раскаяние придали Кану решимости. Покрепче упёршись ступнями в скальный выступ, он встретил каменюку страшным по мощи диагональным толчком и с радостным изумлением увидал, что валун, подпрыгнув, отлетел прочь.

— Родителям не проболтайся! — попросил он кинувшуюся ему на шею сестрёнку, опасаясь запрета на дальнейшие прогулки.

Виса с восторгом исполнила его просьбу. Тайна объединила их — будущего воина и вертлявую двенадцатилетнюю егозу. Сегодня Висе исполнилось четырнадцать, у неё отбоя не было от ухажёров.

Кан и Леон поздоровались с братьями и выжидательно уставились на отца.

— Беда пришла на землю Ахайи, — сказал Тенций. — Гонец принёс царю Эгею страшную весть — атланты взяли Микены и осадили Коринф. Если он падёт, через неделю чужеземцы будут под Элевсином, в двух переходах от Афин. Басилевс созывает ополчение. Мы выступаем сегодня. Подкрепитесь перед походом, как следует — обедать придётся нескоро.

Рабыня Барута — молоденькая темнокожая финикийка принесла двух испечённых на вертеле гусей, полдюжины хлебцев и головку козьего сыра. Горшок каши и кувшин с вином уже стояли на столе.

— Выпьем за успешный поход, за победу над имперскими ублюдками! — велел Тенций, поднимая чашу с разбавленным вином.

Все охотно последовали его примеру, понемногу плеснув вина в очаг — в жертву олимпийским богам. Ели быстро, с аппетитом. Старшие, потому, что уже успели повоевать и знали, что это такое. Младшие — потому, что войны не знали и рассчитывали, что она будет славной прогулкой, в которой они сумеют доказать окружающим своё бесстрашие и героизм.

Пока мужчины насыщались, Барута принесла шесть дорожных котомок, тёплых походных плащей и почти трёхметровых копий — сарисс, и напоследок с заметным трудом приволокла пять чехлов с дротиками. Тенций проговорил, как о чём-то незначительном, между делом, пережёвывая сыр:

— Наконечники у них железные, пробивают любой доспех, в каждой связке по десять штук. Метать дротики я учил вас сам, вот и посмотрим, какие из вас вышли ученики. К концу войны каждый дротик должен быть запачкан вражьей кровью. Каждый, кто потеряет хоть один дротик, под крышу моего дома больше не войдёт.

— Ничего себе! — воскликнул Кан. — А если я, допустим, или Леон, попадём в какого-нибудь атланта, а вокруг него скопились его приятели. И что тогда?