Мария Геррер - Наваждение и благородство [publisher: ИДДК, litres с оптимизированной обложкой]

– Так и есть. Привыкайте. Здесь все ходят по лезвию, можно погибнуть в любой момент. Поэтому спешите перенять его бесценный опыт, он вам очень пригодится и поможет выжить.

К ним подошел Генрих.

– Дорогой Генрих Александрович, бесконечно благодарна вам за гаванские сигары! – Миргородская была довольна щедрым подарком. – Они поистине великолепны.

– Не за что, уважаемая Елена Михайловна, – любезно ответил фон Берг. – Я бросил курить. Осталось несколько коробок, решил, что вас они порадуют.

– Вы правильно сделали, что оставили эту пагубную привычку. Хвалю, хвалю. А я не могу… Женская слабость…

– Мне в этом невольно помогла Екатерина Павловна. Теперь я ее наставник, а, как мне известно, ей не нравится запах табака.

– Как всегда галантны и учтивы. А мы с госпожой Несвицкой давние знакомые, она окончила наш Институт, – пояснила Миргородская, продолжая дымить, как паровоз. – Она должна будет привыкнуть к нашему образу жизни. В институте я учила ее совсем другому. Вы скоро поймете, что невозможно нести Служение и не позволять себе иногда отдохнуть и расслабиться.

– В каком смысле «расслабиться»? Я и правда не понимаю…

– Кто-то после охоты любит спустить деньги на игру в карты или на скачках – говорят, помогает переключиться на обычную жизнь. Некоторые почтенные мужи напиваются до поросячьего состояния, и их тоже можно понять. Проще всего вам, дорогой барон, – Миргородска доверительно по-мужски ткнула его кулаком в плечо. – У вас есть графиня Рокотова. Правда, редкая шалава, простите за откровенность…

– Уже нет, пришлось расстаться, – улыбнулся барон, почему-то благодушно позволяя госпоже Миргородской так фривольно с собой разговаривать.

– Давно пора… Но у вас есть еще девочки мадам Лулу. А что остается мне, даме элегантного возраста, кроме сигар? Суфражистки ратуют за равноправие. Да плевать я хотела на избирательное право. На шута оно мне сдалось, позвольте спросить? – Миргородская распалялась все больше. – Для мужчин есть публичные дома, а почему для дам не создано подобных заведений? Вот где настоящая дискриминация. Мне приходится для этих целей держать при институте красивого и совершенно бестолкового садовника… – Она с досадой выпустила изо рта кольцо сизого дыма и проследила за ним взглядом.

Екатерина не переставала удивляться тому, как просто говорит почтенная директриса Института благородных девиц о таких откровенных вещах. Она никогда не могла понять, для чего в Институте нужен атлетически сложенный, отлично причесанный садовник с холеными руками и, кроме всего, недурно одетый. Он всегда так криво подстригал кусты и частенько неловко вытаптывал клумбы, пытаясь их полить. Теперь все встало на свои места.

– Вас не должны шокировать слова госпожи Миргородской. Здесь говорят, что думают, без церемоний. Так проще, – пояснил Генрих. – Вы сами найдете способ отдыха после охоты. Совсем не обязательно напиваться и заниматься непотребством…

– Не обязательно, – кивнула госпожа Миргородская. – Но, согласитесь, это самый эффективный способ.

Генрих не стал с ней спорить, а она переместилась к курившим у окна мужчинам и завязала с ними оживленный разговор.

Подошел Егор.

– Госпожа Миргородская, кажется, ошарашила Екатерину Павловну своими откровениями, – усмехнулся барон. – Опять говорила на свою больную тему – мужское и женское равноправие, ну и прочее в том же роде, ты понимаешь…

– Она может, – широко улыбнулся Егор. – Не слушайте ее, Екатерина Павловна. Она циничная, он очень славная. На нее всегда можно положиться. Не в том смысле, конечно, о котором она говорила, – Егор невольно рассмеялся своему каламбуру и Екатерина тоже.

Екатерина почувствовала себя лишенной всех предрассудков и условностей. Она стала свободной, и это ей понравилось.

– Вижу, вы начинаете осваиваться, – заметил Генрих.

– Да, – кивнула ему девушка. – Какие разные люди, и все вместе делают одно дело.

– Я говорил вам, здесь нет сословных предрассудков.

Девушка не смогла сдержать улыбку:

– Здесь, похоже, вообще нет предрассудков. – Слова госпожи Миргородской не давали ей покоя.

– Вы же всегда за это ратовали. Или нет?

– Вы меня не поняли, мне нравится. Непривычно, но мне нравится. Я чувствую себя свободной, впервые. Что-то во мне поменялось за несколько часов пребывания здесь.

– Искренне рад за вас, – он пристально посмотрел на нее.

– Даже если меня не примут, я рада, что смогла побывать в Братстве.

– Да примут вас, примут. Не переживайте, – барон снова взял ее за руку. – Какая же вы все-таки непосредственная!

Она улыбнулась в ответ, но мысли ее были далеко.

Удар гонга объявил об окончании перерыва, и все вернулись в зал заседаний. Барон сел по правую руку Магистра. Совет начал обсуждать какие-то дела, не связанные с Екатериной.

Девушке предложили подсесть к столу секретаря. С его помощью она заполняла бесконечные бумаги с личными данными и еще какие-то анкеты и бланки. Последней она подписала Клятву верности. Когда все было закончено и заверено печатями, документы передали Магистру. Он бегло просмотрел их.

– Очень хорошо, что вы сирота и не замужем, – заметил он как бы между прочим.

Екатерина промолчала, помня наставления барона.

– Все формальности соблюдены. Есть еще вопросы к госпоже Несвицкой? – спросил Магистр. – Нет. Кто-нибудь против вступления госпожи Несвицкой в Братство? Нет.

– Подойдите ко мне, – приказал он Екатерине.

Она приблизилась к Магистру и остановилась в нескольких шагах, как учил ее Генрих, склонив голову и не глядя ему в глаза.

– Поздравляю вас с вступлением в Братство Трех Полумесяцев. Будьте достойны доверия, оказанного вам. Выполняйте и чтите Законы Братства. Вы подписали Клятву и с этого мгновения несете полную ответственность за все свои действия. Теперь вы – ученик. Это большая честь и большая ответственность. Когда станете охотником, вы предстанете официально перед всем Братством. Все остальные формальности будут выполнены позже. Вас известят, когда вы должны будете явиться ко мне в следующий раз. Заседание закрыто. Все свободны.

– Вы отлично держались, – похвалил ее Генрих, когда они вышли на улицу. Он был очень доволен.

– Вы с Егором почти сутки учили меня этому, – улыбнулась девушка. – Почему хорошо, что я сирота и не замужем?

– Никому ничего не надо будет объяснять в случае вашей гибели.

– Это жестоко, – ее будто обдало холодом, и по рукам побежали мурашки.

– Жизнь вообще жестока. А Служение – особенно. Здесь нет ложного лицемерия. Никто не будет с вами миндальничать и подбирать подходящие слова, чтобы не обидеть и не ранить ваших чувств. Но за вас любой готов отдать свою жизнь. Вы поймете, что девиз Братства «Равноправие и доверие» не пустая фраза.