Анатолий Дроздов - Зауряд-врач [СИ]

— Воспитывайте другими методами. Например, ремнем, — Изя поскучнел, — но сладкого не лишайте. Иначе болезнь будет прогрессировать. Она может пройти сама по себе. Со сладким, впрочем, не переборщите. Все есть яд и все есть лекарство, как говорил Авиценна. Диетолог скажет точнее.

— Благодарю, доктор! — поклонился Мордух. — Можно вас на минуту?

Он взял меня под локоть и отвел в сторону.

— Сколько я должен за лечение?

— Нисколько. Я здесь гость.

— Но вы спасли Изю!

— Только помог. Денег не возьму.

— Вы благородный человек, — сказал Мордух. — Извините за неловкий вопрос, в вашем роду были евреи?

— Сомневаюсь.

— Очень похожи. И внешне, — он окинул меня взглядом, — и талантом. С одного взгляда определить болезнь и помочь мальчику… После войны, если решите практиковать в Минске, разыщите меня. Полагаю, договоримся.

Еще один.

— Я подумаю.

Мордух поклонился и убежал к сыну. Тот, как я заметил, уже что-то жевал. Судя по довольному лицу, конфету или что-то вроде того. Ко мне подошла Лиза.

— Спасибо, Валериан Витольдович!

— Не за что. Было нетрудно.

— Что хотел от вас дядя?

— Предлагал деньги. Я отказался, тогда он обещал содействие по открытию практики после войны. Как я понимаю, за долю в деле. Ловкий у вас дядя! Подковы на ходу сдирает.

— Он такой, — засмеялась Лиза. — Не обижайтесь, Валериан Витольдович! Мы евреи, да еще купцы, нам положено искать выгоду.

— Мордух брат вашего отца?

— Матери. Здесь, — она обвела рукой зал, — в основном ее родня. Отцовская не приехала – для нее это незначительный повод. Мои братья далеко и заняты делами, — она вздохнула. — Потому и сказала вам, что праздник маленький. На большом от гостей не протолкнуться.

Интересно люди живут…

— О чем вы говорили с отцом?

Любопытная…

— Давид Соломонович предлагал то же, что и ваш дядя. Только не за долю, а в благодарность.

— А вы?

— Отказался. Извините за пафос, но всего в жизни хочу добиться сам.

— Не хотите быть обязанным, — вздохнула она.

Проницательная…

— И это тоже.

— Уверяю вас, что предложение от души.

Так я и поверил.

— Впрочем, это ваше право. Но вы не против поддерживать с нами отношения?

— Это будет непросто. Конференция закончилась, и я возвращаюсь в лазарет. Если и приеду в Минск, то не скоро.

— Когда уезжаете?

— Думаю, через пару дней. Есть в Минске одно дело.

— Тогда навестите меня завтра. Когда вас ждать?

— Не могу обещать. Предстоит сложная операция, затем – дежурство у постели пациента.

— Вы всегда так делаете?

— Иногда.

— Пациент не простой, — догадалась она. Умная девочка, я же говорил.

— Где вы остановились?

— В гостинице «Европа».

— Я буду справляться о вас там. Не возражаете?

— Как вам будет угодно.

— Договорились! — улыбнулась она. — Не забывайте, что меня нужно обучить обращению с пистолетом. Сами подарили.

Толкнул меня черт в руку!

— Если будет время. А сейчас позвольте откланяться. Операция утром, нужно выспаться. У хирурга не должны дрожать руки.

— Хорошо, — кивнула она. — Только знайте: вам всегда рады.

Она подала мне руку. Я склонился и изобразил, что целую ее. Лиза покраснела и пошла к гостям, я – к выходу. У дверей меня перехватил Поляков. И откуда возник?

— До свиданья, Валериан Витольдович! — он протянул руку. Я пожал ее. — Мордух мне все рассказал. Спасибо за племянника! Он балованный мальчик, но жена его любит.

— Не за что, — сказал я. — Было нетрудно.

— Мордух, говорит, что это чудо. Определить болезнь с первого взгляда и немедленно помочь… Он в восторге.

Потому что бесплатно…

— Извините, что повысил на вас голос. Привычка. Когда каждый день говоришь с подчиненными…

Не завидую им.

— Заходите к нам накоротке. Двери моего дома открыты для вас.

Я поклонился, и мы распрощались. Никто из Поляковых мне, к счастью, более не повстречался.

— Проходите, Афанасий Петрович! Присаживайтесь! — пригласила императрица.

Лейб-медик шагнул вперед, но остался стоять. Его необычное поведение и взволнованный вид удивили Марию. Она в упор глянула на посетителя. Тот, некоторое время молчал, собираясь с духом.

— У меня дурная весть, ваше императорское величество, — выдавил, наконец. — У наследницы белокровие.

— Это что? — спросила императрица, ощутив, как забухало в груди сердце.

— Неизлечимая болезнь. Смертельная.

Огромным усилием воли Мария заставила себя не показать чувств.

— Вы уверены?

— Очень хотел бы ошибиться, ваше императорское величество. Но я консультировался с ведущими специалистами империи, разумеется, не раскрывая имени пациентки. Ее кровь исследовали в трех лабораториях. Результат одинаков – недостаток красных телец. Я взял на себя смелость устроить консилиум. Пригласил лучших специалистов: профессоров Бунге и Мейера. Они осмотрели ее императорское высочество и подтвердили диагноз. Симптомы налицо. Увеличены лимфоузлы в подмышечных впадинах и на шее. У пациентки слабость и повышенная утомляемость. В летние месяцы она дважды переболела простудой, что нехарактерно для ее императорского высочества. Ранее она отличалась отменным здоровьем. Ошибка исключена. Простите меня за дурную весть, ваше императорское величество!

— Сколько?.. — спросила Мария деревянным голосом. Продолжать она не стала, но лейб-медик догадался.

— Год, может, два. Возможно, и того менее. Белокровие коварная болезнь. Лечить ее, к сожалению, не научились.

— Идите! — велела императрица.

Лейб-медик поклонился и сделал несколько шагов к двери. Затем замер и повернулся к Марии.

— Ваше императорское величество! Я сделаю все, что в моих силах! Свяжусь с лучшими специалистами за границей. Приглашу их в Россию. За любые деньги! Я уже дал команду изучить методику известных травников. Из Соловецкого монастыря приглашен знаменитый иеромонах Исидор, который исцеляет молитвой. Я положу жизнь, лишь бы ее высочество поправилось.

— Действуйте! — кивнула Мария. — Только без излишнего шума. Не нужно, чтоб эта весть стала достоянием посторонних ушей. Ольга знает?

— Я не говорил ей, ваше императорское величество.

— Вот и продолжайте молчать.

Лейб-медик отвесил поклон и вышел. Мария подошла к окну и, опершись на подоконник, уставилась в стекло. То, что происходило за ним, она не различала. Горло и сердце будто сдавила невидимая рука. Обещания придворного врача не успокоили ее. Его горячность, и Мария это понимала, как раз говорила об отчаянии. Если лейб-медик уповает на монаха…

— Господи! За что караешь? — вырвался из ее груди стон. — Сначала Саша, а теперь и Оля…

Отойдя от окна, Мария подбежала к иконам, висевшим в углу, и упала на колени. Некоторое время она истово молилась, кланяясь и впечатывая лоб в пол. Это привело ее чувство. Сердце отпустило, хотя боль не ушла, только отступила глубже. Мария встала, села в кресло и попыталась успокоиться. Это удалось. Императрица в ней взяла верх над матерью.