Анатолий Дроздов - Зауряд-врач [СИ]

Врачи недовольно загудели. Я поднял руку, шум утих.

— В лазарете, где я служил, это с успехом делал дантист. Не беспокойтесь, я покажу и научу. На первых порах буду стоять рядом и подсказывать. Знаете поговорку: «Глаза боятся, а руки делают»? Понимаю ваши опасения: по неопытности можно навредить. Но куда хуже отправлять солдат в тыл с необработанными ранами. Нагноения и гангрена убьют их с большей вероятностью, чем наши ошибки, хотя мы постараемся их не допустить.

— У нас и инструмента-то в должном количестве нет, — сказал молодой зауряд-врач, который назвался Иваном Александровичем Красновым, бывшим ординатором уездной больницы. — Сколько просили – не присылают. Говорят: зачем вам? Все равно не оперируете.

— Я кое-что привез. Посмотрим?

Предложение понравилось. Какой врач откажется посмотреть новое оборудование, пусть даже это хирургический инструмент? В Минске меня снабдили хорошо – Загряжский с Бурденко постарались. Если б не приданный в сопровождение солдат, хрен бы я все это дотащил. Инструменты разложили на столе, и доктора некоторое время их зачарованно перебирали. Понимаю их чувства. Инструментарий лазарета производил жалкое впечатление.

— Сегодня же и опробуем! — сказал, когда все насмотрелись. — Раненые имеются?

— Днем привезли, — сообщил Иван Александрович. — С рассветом германец по окопам из пушек стрелял. На местах их перевязали. Мы сменили повязки и подготовили к отправке.

Это я уже знал. Но спросить следовало.

— Приготовьте операционную! Инструмент продезинфицировать!

Мастер-класс закончился поздним вечером. Две ампутации, одна торакальная операция, остальное – осколочные ранения мягких тканей. В лазарете у Карловича я бы справился быстро, но здесь приходилось объяснять каждое движение. Слушали внимательно. Под конец бывший акушер попросился к столу и самостоятельно вытащил осколок из плеча солдата, почистив затем рану. Краснов, которого я мысленно окрестил Ваней, довольно умело усыплял больных эфиром. Вот и будет анестезиологом. Остальные врачи пока присматривались, но по их глазам я понял, что попробуют непременно. Редкий врач откажется от возможности усовершенствовать навыки. После войны пригодятся, если доживем до ее окончания, конечно.

Отдав распоряжение об эвакуации раненых, я пригласил коллег отужинать. За столом распили выставленную мной бутылку рома и поговорили. Как я и предполагал, народ здесь оказался нормальный, можно сказать, душевный. Фронт, как река, дерьмо подымает на поверхность и уносит…

— Как вам новый начальник, Николай Семенович?

— Замечательный хирург! Даже удивительно, учитывая его возраст. Ни одного лишнего движения, каждое отточено. И как быстро работает! И это он еще не спешил, чтобы нам показать.

— Меня тоже впечатлило. Интересно, за что его к нам?

— Газеты нужно читать, Иван Александрович, а не к юбкам ездить.

— Будет вам, Николай Семенович! Сопровождать раненых на станцию – долг врача.

— То-то любите его исполнять! Знаю я эту вашу Мессалину. [49] Жена римского императора Клавдия. Прославилась своим распутным поведением. Не одного вас благосклонностью одаривает. Смотрите, схватите люэс, [50] Устаревшее название сифилиса. здесь не вылечите.

— Я же врач, Николай Семенович! Меры предосторожности предпринимаю.

— Откуда у вас кондомы? Их же в Германии производят, а мы с ней воюем.

— Трофейные у солдат покупаю. И на станции можно достать американской выделки. Правда, дорогие – пять рублей за дюжину.

— Охота деньги тратить!

— А куда девать их здесь?

— Матери бы отослали, помогли старушке. Цены в тылу – вон какие!

— Высылаю с каждого жалованья. Зря ворчите, Николай Семенович!

— Это я завидую. Вам можно за юбками волочиться, а я человек женатый.

— Так что там с Довнар-Подляским?

— С репортером он связался, да еще из «Московского листка». Эта газета – противник императорской фамилии. Довнар-Подляский рассказал, как скверно организована помощь раненым в русской армии.

— Это он Америки не открыл. Всем известно.

— Но не все говорят о том вслух. Наш начальник еще цифры привел. Посчитал, что за время боев из-за скверной организации медицинской службы мы потеряли не менее корпуса солдат и офицеров. Обвинил в этом руководство Главного санитарного управления армии в лице генерал-лейтенанта Муравьева.

— Ого!

— Я как прочел, так и понял, что ему это с рук не сойдет. По-моему и вышло. На фронт сослали. Он до этого в госпитале Минска служил. А теперь представьте! Губернский город, рестораны, барышни… А его оттуда – в землянку!

— Смелый человек! Могли бы в Сибирь сослать.

— За правду? Общество этого не поняло бы. Если хотите знать, подло с ним поступили. Из Сибири можно вернуться, с фронта труднее.

— Зато чин дали и начальником назначили.

— Пуля, знаете ли, не разбирает: в чинах ты или без них. Сколько офицеров дивизия потеряла? Только полковников троих, прочих и посчитать сложно. Прилетит пуля – и нет вашего высокоблагородия. Толку из того, что к тебе так обращались? Тем более Довнар-Подляскому это не нужно. Он шляхтич древнего рода, предки на польском троне сидели.

— Неужели?

— Я тоже шляхтич, Иван Александрович, правда, не столь знатный, историю Великого княжества Литовского знаю. Довнар-Подляские в ней знатно отметились. Со временем род захирел и скатился в бедность, Валериан Витольдович – последний его представитель.

— Интересно, у него есть невеста?

— Жены точно нет, кольца не носит. У католиков это обязательно. А невеста… Мог и не обзавестись, молод еще. Годами как вы. У вас нет невесты, Иван Александрович?

— Вы же знаете!

— А вдруг завели на станции?

— Охота вам смеяться! Кого там можно завести?

— Кондомы же для кого-то приобретаете.

— Опять ваши шутки!

— Это зависть, Иван Александрович. Где мои двадцать пять лет?

— Да будет вам! Еще молодой мужчина. Операцию сегодня лихо провели. Я вот не решился.

— Успеете. Этого добра на всех хватит.

— Повезло нам с начальником, как считаете?

— Посмотрим.

— Сами же хвалили.

— Как врача и честного человека. Этого у него не отнять. А вот какой из него начальник, покажет время.

— Осторожничаете?

— Не спешу с выводами. Жизнь, знаете ли, научила.

— А мне он нравится!

— Давайте спать, Иван Александрович! Поздно…

На следующий день я велел заложить бричку, имелась у госпиталя такая, и поехал знакомиться с полковыми батюшками. По существующему в русской армии порядку они заведовали перевязочными пунктами полков и отвечали за своевременное оказание медицинской помощи раненым, а также их эвакуацию в лазареты и госпитали. Священников можно было собрать на совещание в штаб, и они подчинились бы старшему по чину, [51] Полковой священник в российской императорской армии приравнивался к капитану. Надворный советник по чину равен подполковнику. но я решил, что лучше приехать самому. Заодно посмотреть, как у них организовано.