Игорь Пронин - Ведун. Слово воина: Слово воина. Паутина зла. Заклятие предков [litres с оптимизированной обложкой]

Середин, после короткого колебания, решил отложить свой поход на потом – не на голодное же брюхо бродить? А то хозяйка делами займется – будешь до ужина с пустым желудком бегать.

Уже не раз останавливаясь у чужих людей, Олег успел твердо усвоить, что мужчина в доме хозяином являлся, если можно так выразиться, юридическим. Владел, зарабатывал, ремонтировал. Расходной же частью командовала всегда женщина, и самый суровый и властный хозяин, коли жена отлучалась по какой надобности, сидел не жрамши, но в амбар или погреб за едой не лез: то дело женское – как припасы распределить, что на какой день и час для еды назначить, что на праздники или просто на «как-нибудь опосля» отложить. Потому можно пренебречь приглашением к столу со стороны мужа, но коли позвала хозяйка – лучше не выпендриваться.

Скрипнула калитка, внутрь заглянула бледная с лица и совершенно седая бабка в засаленном тулупчике поверх длинного коричневого, грубо вывязанного свитера. Прокашлялась, опираясь на кривую клюку:

– Здрава будь, Зарянушка, счастливица наша. С возвращением тебя, красавица.

– Спасибо, баба Люба, – кивнула с лавки девушка. – Как твое-то здоровье?

– Ох, плохо, деточка, – вошла во двор гостья. – Ноженьки болят, хожу еле-еле.

– Так ты садись, баб Люб, – подвинулась Заряна. – Что же ты бродишь тогда, коли болят?

– Дык, милая, сказывали, колдуна ты с собой болгарского привела, веры не нашенской. Могет, такое… – гостья отерла губу морщинистой рукой, – могет, у него снадобье какое найдется, зелье целительное? Мне бы до Мары-то, хозяйки, на своих добрести-то, а?

Заряна перевела взгляд на Олега. Тот вздохнул:

– А что болит-то у тебя, бабуля? Колени, ступни, просто ноги?

– Ох, милай, колени совсем не гнутся, – опираясь на клюку, закивала старуха. – Уж пять годков, почитай, слушаться не хотят.

– Перец молотый у тебя есть, Заряна?

– Да, суженый мой. – И бывшая невольница, не обратив внимания, как передернуло от этих слов ведуна, забежала в дом.

– Ты, бабуля, как я перец наговорю, ступай домой, с жиром его хорошенько перемешай. Лучше всего барсучий для этого подходит, но на худой конец и свиной сойдет. Будешь колени на ночь мазать или перед тем, как куда идти соберешься. Поняла?

– Поняла, отчего же не понять? Из ума-то, чай, не выжила еще… – Старуха, подойдя ближе к Олегу, попыталась сунуть ему в руку пару серебряных монет.

– Не нужно, бабушка, не нищий. Я для прокорма иным делом занимаюсь.

Вышла Заряна, отирая руку о подол юбки, протянула Олегу связанную узлом тряпицу. Ведун принюхался, ощутил, как защипало глаза, чихнул, положил тряпицу на ладонь, прикрыл другой рукой, поднял лицо к небу, мысленно впитывая солнечный свет и переправляя его в узелок:

– На море-океане, на острове Буяне, упыри оживали, волос-волосатик на людей пускали. Вышел волос в колос, начал суставы ломати, жилы прожигати, кости просверляти, Любаву иссушати. Я тебя, волос-волосатик, заклинаю, словом крепким наставляю: иди ты, волос-волосатик, к острову Буяну, к Алатырь-камню, где люди не ходят, живые не бродят; сядь на свое место – к упырям лихим в чресло… Вот, – Олег разжал руки и протянул заговоренное снадобье гостье, – вот, забирай, бабуля, на доброе здоровье.

– Благодарствую, милай, благодарствую… А ты, Заряна, вот, прими за приправу-то… – Баба Люба всучила серебро девке и неказисто засеменила к калитке.

Девушка поспешно сжала кулачок, но, поймав недовольный взгляд Олега, согнала улыбку с губ:

– Маменьке отдам. Она перцу насыпала. За стол пойдем, милый. Собрались уж все. Токмо тебя ждут.

На обед у шорника Гордея были пряженцы с грибами, расстегаи с рыбой – обычной, не белорыбицей, – каша с салом и мелко порезанной курятиной, кислая капуста с морковью и клюквой.

– Спасибо, хозяюшка, – поклонился ведун, плотно подкрепившись и запив все сладковатым сытом. – Отлучусь до сумерек, хочу задумку одну исполнить.

Однако, выйдя во двор, он увидел женщину лет тридцати в высоком, шитом жемчугом кокошнике и завязанном поверх него платке, в длинной малиновой шубе, опушенной белоснежным соболем. Гостья вскочила, поклонилась в пояс, махнув рукой над самой землей:

– Не ты ли тот колдун, мил человек, что Заряну гордеевскую от злой неволи отговорил?

– Ну, почти, – неохотно признал ведун. – А что?

– Спаси меня, батюшка, от напасти страшной спаси, – поклонилась гостья снова. – Спаси, отблагодарю, чем скажешь. Недобрый дух в доме моем завелся, как муж с товаром о прошлом лете в немецкую сторону ушел. Не вижу его, но чую – рядом бродит, касается ко мне. То как человек тенью скользнет, то кошкой по полу просочится. По ночам сколько раз глаза внезапно открывала – но уворачивается дух чужой, только хихикает. А последний месяц я и с открытыми глазами лежу, а он мимо ходит. Шаги слышу, не вижу ничего…

– Рохля! – с ходу угадал Олег. – Знаю я его норов. Тварь-то нестрашная. На змею серую похожа, толстая и короткая, по подполью обычно таится, на свет не показывается. Разве только мужиков в доме никого нет… Ужели нет, красавица?

– Муж за честь опасается, – зарделась гостья. – Попрогонял всех с хозяйства.

– А-а, – усмехнулся ведун, – он так доопасается, что рохля к супружнице под одеяло влезет. Хоть бы сыновей сперва завел, а потом порядки семейные наводил. Нет ведь сыновей-то? Я так и думал… Ладно, сейчас придумаем, как проныру твоего осадить. Табака они боятся страшно, махорки… Да вот нету ничего такого здесь… Разве опять перец с гвоздикой заговорить? Подожди…

Пока он разбирался с рохлей, появилась еще тетка, желавшая заговорить детей от беды – что, учитывая творящееся вокруг города, было весьма резонно. Потом Середину пришлось делать наговор на «рассорку» на амбарного жука, чтобы милый на сторону не бегал, затем снимать порчу с трех подряд теток и детей и, наконец, заговаривать на верность свежеоткованный меч совсем юному, годов четырнадцати, пацану. И только когда во дворе возникла розовощекая подружка Заряны с объемистым кувшином, ведун понял, что день закончился и сегодня он уже никуда пойти не успеет.

– Ишь, размахнулась! – кивнул Олег на кувшин. – Тут же на десятерых хватит.

– Ну, мне же меда не жаль… – непонимающе пожала плечами девка.

– Наговоренный напиток милый до последней капли выпить должен, иначе колдовство не подействует, – вздохнул Середин. – Как же ты его заставишь столько выхлебать? Нож, что ли, к горлу приставишь? Так тогда и привороты не нужны. Петлю на шею надевай да с собой тащи.

– Ага, – кивнула девка. – Я у Заряны кружку сей момент возьму, отолью маленько. Подождешь?

– Да уж куда мне теперь деваться? Обожду. В комнате… В светелке буду. Заряна знает…

Ведун поднялся на второй этаж, зашел к себе, расстегнул пояс, кинул под окно на лавку, снял косуху, стянул сапоги. Упал на топчан, поверх которого лежал набитый сеном матрац, укрытый тонким шерстяным одеялом, и закрыл глаза, пытаясь понять, как правильно выполнить наказ оставшегося далеко хранителя. Пожалуй даже – заказ. Найти и уничтожить колдуна, пробуждающего силы земли и напускающего их на людей. Правда… Правда, он не мог понять – зачем колдун созывает монголов и керносов сюда, к Гороховцу? Хочет захватить город? Но тогда он уже давно мог отвести глаза страже и открыть нежити ворота. Все-таки уже месяц осада длится. Или не хочет, просто пугает? Но зачем?..