Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги [CИ]

Рейнгольд спал, отвернувшись к стене. За окном поезда лениво проплывали редкие огни. Колеса издавали мерный перестук. Из вагона-ресторана доносились голоса и смех. Дэмонра смотрела то в потемневшие окна, то на затылок Рейнгольда, смутно белевший в полумраке. Зажигать лампу нордэна не стала, чтобы свет не мешал Зиглинду спать, и стеклянный плафон тускло поблескивал на столе. Самой Дэмонре не хотелось ни читать, ни спать, ни думать.

За неполные два месяца, проведенные в Виарэ, от Наклза ей пришло ровно одно письмо, если три слова на белом листке заслуживали такого названия. «Не смей возвращаться», — вот и все, что он удосужился ей написать. В ответе Дэмонра, конечно, с большими подробностями рассказала, где она видела Наклза и как высоко ценит его мнение, но отправить письмо не успела: прилетела весточка о «солнечной и ветреной погоде» от Магрит. Дальше Рейнгольд продемонстрировал очередные чудеса выдержки и благородства — после каждого такого чуда Дэмонра чувствовала себя еще хуже, чем до него — и вот они в комфортабельном международном вагоне катили в калладскую столицу, допущенные и прощенные.

Наверное, ехать обратно в кесарию с фальшивой метрикой, в парике и с пистолетом под боком в вагоне третьего класса было бы не так удобно, но это избавило бы нордэну от четырех суток безуспешных попыток разложить по полкам принципиально несовместимые вещи. Требовалось как-то согласовать любовь к Каллад и финансирование врагов Каллад. Симпатию к рэдцам и пальбу по этим самым рэдцам. И девочку Агнешку с мятой ленточкой, и кесаря, который всегда прав. И Наклза, которому нельзя помочь и к которому она мчалась через наступающую ночь, этим вбивая последний гвоздь в крышку гроба их с Рейнгольдом будущей жизни. И Рейнгольда, который ей в этом помог. И многие другие такие же глупости и нелепости, которые складывались в ее, Дэмонры, бестолковую жизнь.

«Какая ни есть, а другой у меня уже не будет», — вывод не то чтобы утешительный или претендующий на оригинальность, но единственно возможный.

В конце концов, почти все события, которые Дэмонра считала важными, произошли случайно и, в большой мере, благодаря ее личной глупости. Она по глупости завалила зачет, из-за которого осталась в столице, когда ее мать и отец укатили на празднество в Рэду, чтобы никогда не вернуться назад. Правда тот факт, что из саней в последний момент вылетела она, а не Мейнард Тальбер, был уже его личной глупостью, к которой Дэмонра имела самое посредственное отношение. Потом она из упрямства, глупости и обиды на весь белый свет со страшным скандалом перевелась в высшее военное училище имени Зигфрида Зигерлейна, не имея ровно никаких склонностей к военному делу. (В нелегкой борьбе с руководством училища ей помогли родственники по отцовской линии, совершенно явно выражавшие надежду, что по окончании обучения она сложит голову каким-нибудь более приличным способом, чем ее мать, и, желательно, поскорее.) По завершении, мягко говоря, сильно ускоренного курса Дэмонра получила лейтенантские погоны и тонкий намек от преподавателей: ее выбор, конечно, заслуживает всяческого уважения, но не осесть ли ей где-нибудь при штабе? Вильгельм Вортигрен, бывший в хороших отношениях с Рагнгерд, предлагал ей должность адъютанта. По большому счету, это была огромная честь. Дэмонра до сих пор радовалась, что тогда у нее хватило гонора и глупости отказаться. Согласись она, наверное, ее жизнь сложилась бы значительно успешнее с точки зрения высшего общества и безо всяких лишних драм. Она никогда бы не ввязалась в «Зимнюю Розу». И никогда не встретила бы Наклза. Хотя последнее, пожалуй, стоило приписать заслугам одного хитрого рэдского революционера с глазами поэта и манерами принца в изгнании.

«Кассиан Крессэ, большая ты сволочь», — почти с нежностью подумала Дэмонра, вспоминая давние дни, пропахшие паровозным дымом и разлукой. В один из тех дней она — двадцатиоднолетняя, встрепанная, несчастная, с гудящей от похмелья головой — сидела на кухне своей рэдской дачи и думала, кому бы этот треклятый дом продать. Гребер, который все никак не мог себе простить, что загулял с симпатичной селянкой именно тогда, когда «враги» взорвали его «барышню», грустно втолковывал новой «молодой барышне», что продавать дом не надо. А потом в дверь деликатно постучали.

Кассиан Крессэ явно принадлежал к той породе мужчин, в которых юные девушки влюбляются сразу и насмерть, попутно совершая массу глупостей. Ореол безвинного страдальца за свободу родины, пушистые кудри и глаза случайно спорхнувшего с фрески Заступника делали свое черное дело. Лет в четырнадцать даже Дэмонра, вообще мало интересовавшаяся противоположным полом, поглядывала вслед трагическому красавцу и сочиняла в голове пламенные письма к кесарю с призывами оставить братский рэдский народ в покое. По счастью, у нее хватило ума ничего подобного не написать.

Виделись они с Кассианом не особенно часто — только летом, когда семья Вальдрезе-Рагнгерд выезжала на дачу в Рэду, в чудесный и тихий уголок, который калладцы именовали «провинцией». Во всем остальном мире его назвали бы деревней. Кассиан — тогда еще двадцатипятилетний и без жестких складок у губ — порою появлялся на дворе, перебрасывался с Рагнгерд какими-то словами и почти сразу уезжал. Изредка, правда, оставался на обед, где держал себя очень скромно и уважительно, почти не поднимая красивых глаз ни на хозяев, ни на, упаси Создатель, их дочку. О том, какие дела могут быть у ее матери с этим хорошо воспитанным молодым человеком, Дэмонра узнала значительно позже, буквально за полгода до смерти Рагнгерд. Но она всегда догадывалась, что через него мать и отец передают рэдцам какую-то помощь. Как выяснилось потом, дэм-вельдские лекарства. А он в порядке личной благодарности иногда сообщал, где будут пускать под откос очередной поезд и кому из губернаторов лучше не выходить на улицу. И у Дэмонры как-то никогда язык не поворачивался назвать его «осведомителем». И ее родители, и Кассиан рисковали, но игра продолжалась. В принципе, весь проект «Зимняя Роза» Дэмонра считала закономерным продолжением той игры.

Потом мать послали «усмирять» Рэду. Что там происходило в действительности, Дэмонра не знала, но была почти уверена, что Кассиан больше никогда не переступит их порога. Права она оказалась только отчасти — при живой Рагнгерд не переступил. А вот спустя полгода после подрыва часовни, когда Дэмонра приехала в Рэду, чтобы забрать из дома нужное и выставить его на продажу, напомнил о себе.

— Я приношу вам свои глубокие соболезнования, — с порога сказал он, не опуская красивых серо-синих глаз.

— Может, они еще и искренние? — фыркнула Дэмонра, которая в те дни вообще слишком много фыркала и слишком мало слушала.