Кулак Петрович И Ада - Брод в огне

Дальше Герхард Винтергольд, если у него имелась хоть капля благоразумия, перестрелял бы своих магов, превратившихся в потенциальных доппельгангеров, сам. И понесся бы во дворец при нечитаемых вероятностях.

На этот случай в мешке, как две капли воды похожем на мешок, где кучер Винтергольда возил обеды, уже лежали очень интересные бутерброды. Их заряда как раз хватило бы, чтобы отправить верноподданного кесарии к райским вратам. А билет в ад генералу Вейзеру выдали бы на обратном пути. Заодно снабдив венцом великомученика, как человека, из последних сил стремившегося спасти кесарских детей от кровавого палача Винтергольда, но так и не сумевшего.

Расправу над детьми Эдельстерна планировалось повесить на Вету, благо, уже мертвых. Это помешало бы выжившим вылезти на свет и заодно помогло бы прижать Седьмое отделение так, чтобы они дышать боялись без приказа.

Иными словами, в плане Нэйратез Рэссэ нравилось все, кроме того, что это план Нэйратез. Сколько бы богоравные не кричали о том, что торговля — презренное ремесло, они были кем угодно, только не альтруистами. Рэссэ почти физически ощущал, как по его долгам растут проценты. С характерным звуком затягивающейся петли.

В такие моменты мысль, что на Архипелаге живет всего сто пятьдесят тысяч, необыкновенно успокаивала. Возможно, богоравные и умели останавливать магию и не боялись тифа, но от пули в голову они умирали точно так же, как и все остальные. Рэссэ никогда не забывал объяснять всем своим сторонникам, что нордэны — их друзья. И еще не забывал вовремя дать понять самым надежным из них, что такая дружба — до первой серьезной дележки добычи.

Богоравная Нэйратез хотела весь Каллад и понимала в экономике. Император Гильдерберт был готов довольствоваться двумя третьими, в экономике понимал только то, сколько налогов можно драть с местного населения, не опасаясь бунтов, и, что еще приятнее, не являлся богоравным. Выбор был очевиден.

— Когда вы в следующий раз попросите меня что-нибудь спрогнозировать, мессир, боюсь, мне придется послать за кофейной гущей.

Для человека, только что получившего серьезный разнос от одного из самых могущественных людей государства, Кай держался на удивление спокойно. Старший Вету — если это слово вообще следовало применять к парню, которому только исполнилось восемнадцать и выглядящему максимум на шестнадцать — стоял навытяжку и ждал продолжения. На его лице не было написано ни высокомерия, ни демонстративной скуки, вообще ничего, кроме усталости.

— Спал? — буркнул Винтергольд, закладывая руки за спину. Его невероятно раздражало, когда Вету — вот уж без шуток последняя опора трона — разбирались в ситуации не лучше рядовых филеров.

Они, видите ли, знали, что бунт возможен. Но не знали ни дня, ни часа, ни поводов, ни последствий. Хоть газетчиков лови и их расспрашивай — уж эти-то все знают и все прогнозируют!

— Что, простите?

— Когда спал в последний раз, я спрашиваю.

— Вчера, — пожал плечами Кай.

— Полчаса? — уже почти беззлобно поддел Винтергольд.

— Почти сорок пять минут, — с достоинством выдал Кай исчерпывающий ответ. У старшего Вету чувства юмора отсутствовало начисто.

— И что? Чем-то, помимо красных глаз, твои героические усилия увенчались?

— Да. Мы убедились, что столкнулись не с локальной неопределенностью вероятностей, а с самой настоящей бурей во Мгле.

— Прямо вот так и с бурей?

Каю, видимо, все же надоело, что его высмеивают, как школьника. Темные глаза сузились:

— Ну, чисто физически это выглядит как метель, если вы это хотели знать.

— Неужели. И что, мы теперь все замерзнем?

Взгляд молодого мага был проморожен до самого дна.

— Вероятно, теперь мы все сгорим. Если вы удовлетворили свое желание пошутить, я могу идти?

Винтергольд почувствовал, что снова начинает закипать. Мало ему было идиота-сына, обчитавшегося рыцарских романов и бросившегося расследовать давнее дело, когда следовало бросаться переводить валюту в золото, и подчиненных, больше шпионящих друг за другом, чем за настоящими заговорщиками, так вот еще и малолетний маг решил показать клыки. Упыреныш несчастный. Бунт Кая выглядел бы гораздо более достойно, если бы мага хотя бы не пошатывало.

«Тоже мне, герой. Полкило костей и чашка крови, а хорохорится, как начальник лейб-гвардии, пойманный на адюльтере со стареющей кокоткой».

— Можешь идти. Позови сюда Матильду и Белинду.

От и без того почти серого лица мага отлила последняя кровь.

— Они отдыхают.

— Если ты сам не способен отчитаться, то…

— А зачем Матильда и Белинда? Давайте я сгоняю в заведение в счет будущего отпуска и приведу сюда каких-нибудь Клариссу и Стефанию? Знать о будущем они будут примерно столько же, а уметь — в разы больше!

Кай дерзил в нетипичной для себя манере, то есть слишком бодро и целенаправленно. Видимо, девочки находились не в лучшем состоянии, чем он сам.

Выходило забавно, но факт оставался фактом: группу самых опасных магов Каллад — во всяком случае, из тех, кто не сумел спрятаться от мобилизации — связывали узы нежнейшей детской дружбы, которую они пронесли через огонь, воду и сотни спусков во Мглу. Ссорились Вету между собой или нет — этого Винтергольд не знал, но вот окружающему миру умеющие убивать взглядом ребятишки от четырнадцати до восемнадцати лет давали отпор единым фронтом.

На две дюжины Вету приходилось всего пять девочек, и те пользовались почти рыцарским преклонением со стороны остальных. Вот Кай, например, планомерно нарывался на серьезный конфликт с непредсказуемым исходом только для того, чтобы их не трогали и дали отдохнуть.

Вету в своей помеси детского романтизма — возможно, искреннего — и взрослого цинизма — большей частью напускного — выглядели бы очаровательно, если бы не одно маленькое «но». Они все были сумасшедшими. От тихого и замкнутого Кая до веселой хохотушки Белинды, все они были просто сумасшедшими убийцами, и милая человечность этих ребят — если допустить, что она вообще существовала — оставалась в пределах их группы. Во всяком случае, Герхард Винтергольд предпочитал думать о них именно так.

— Хватит корчить из себя эдакое всеведающее существо, Кай!

— Мессир, да я понимаю в ситуации не больше вас. То есть совсем немного.

Желание съездить Каю по лицу периодически посещало Винтергольда последние пять лет, но он опасался случайно пристукнуть ценнейший кадр, который вряд ли весил хотя бы полцентнера. Впрочем, если сбросить со счетов умение иногда выводить из себя начальство, как профессионал Кай был очень хорош.

— Ты и контролируешь ее не больше. Не забывай об этом.

— Я помню, мессир.