Кулак Петрович И Ада - Брод в огне

Ингрейне оставалось только удивиться, почему в темноте за ее спиной не поблескивают зеленоватые змеиные глаза. Из черного стекла выступало ее лицо — смутно белеющий овал с красным надрезом рта — а собеседники нордэны пряталась в тенях. Теперь уже оба.

— … верные люди, способные удержать… предотвратить кровопролитие…

Ингихильд сжала губы, чтобы не рассмеяться, и опустила глаза в пол. Просто слушать выходило легче, чем слушать и смотреть.

«Ах, какие роскошные у Вейзера погоны. И честное лицо. И эти неподкупно-строгие речи. И карманы, полные чьего-то золота… Поганый ублюдок.»

— Вы слушаете меня, госпожа Ингихильд?

— Разумеется, господин генерал. Меня смутила важность возлагаемой на меня миссии, — Ингихильд изо всех сил изображала тупого солдафона с претензией на офицерский шик. Благо, в калладской армии это была вполне распространенная порода.

— Важность или содержание? — вкрадчиво спросили из дальнего кресла.

— Важность, — отрезала Ингихильд. — Ее содержание понятно каждому калладскому патриоту!

— Я рад, что мы нашли в вас единомышленника, — заверил генерал Вейзер. — Белая кость — основа основ…

Вообще роль «белой кости» в калладской армии, на взгляд Ингрейны, являлась вопросом, по меньшей мере, дискуссионным. Древние дворянские роды, разумеется, поставляли армии лучших офицеров и те, при надобности, щедро поливали родную и соседские земли своей голубой кровью, которая на проверку оказывалась такой же красной, как и у крестьянских сыновей. Обвинять дворянское сословие в трусости было, как минимум, безосновательно. С другой стороны, истеричные мальчики и девочки в погонах, жеманные как кокотки и стреляющие по пустякам в себя и друг друга, тоже не от сохи происходили.

«Белая кость», — Ингрейна усмехнулась темному стеклу и тут же снова приклеила на лицо выражение глубочайшего почтения. А ведь ее выбрали как раз потому, что она с точки зрения окружающих была той самой «белой костью» армии, белее некуда. Нордэна с Архипелага, да еще в звании полковника, да еще с государственной наградой, да еще и высокая блондинка с голубыми глазами и аккуратной прической. К которой прилагается фамильная шашка и новомодный пистолет, плюс отутюженная руками служанки форма и начищенные сапоги. И еще — совершенно одинокая. Ни семьи, ни друзей. На такую при надобности очень удобно вешать заговоры в пользу империи Аэрдис и вселенского зла.

«Я — идеальный генератор ненависти. Природный враг для любого заводского рабочего и любой уличной торговки. В общем, каждого из тех, кто выйдет нам навстречу», — безо всяких эмоций подумала она. Все казалось вполне очевидно. Тем, кто хотел усугубить бунт, было вполне достаточно отправить его усмирять коренную нордэну. Простонародье почему-то все никак не могло взять в толк, что выходцы с Серого берега едут на большую землю потому, что на Дэм-Вельде жрать нечего и жить нельзя, а вовсе не потому, что им апельсины несладкие и кровушки калладских горожан попить хочется.

Хотя нордэны, традиционно говорящие тогда, когда требовалось всего-то смолчать, и стреляющие, когда достаточно поговорить, тоже были правы не во всем и не всегда.

— Вы ведь понимаете, — продолжил Вейзер.

— Понимаю, — кивнула Ингихильд, которая еще как все понимала.

— Эксцессов быть не должно, — мягко сказал второй.

— Их не будет, — заверила Ингрейна, оборачиваясь. Генерала Вейзера она видела. Ее второй собеседник лица так и не показал. Все, что она могла сказать о нем, коме того, что это трусливая мразь, сводилось к тому, что, судя по голосу, в кресле расположился немолодой мужчина, явно не нордэн по происхождению. У него не было характерного жесткого выговора, свойственного выходцам с Серого берега. И рычал он не раскатисто, а скорее мягко, по-рэдски. Больше ничего она понять не сумела. В конце концов, не ищейкой из Третьего отделения на полставки прирабатывала.

— Его Величество высоко оценит вашу порядочность, не сомневайтесь.

«Его Величество, если верить слухам из фрейлинской, которым я верю, уже вторую неделю приходит в себя не каждый день».

— Мы тщательно выбирали человека, которому можно доверить такую ответственность.

«Вы просто выбрали нордэну, у которой нет друзей. Пожалуй, такую и впрямь пришлось долго и тщательно искать».

— Мне это будет чрезвычайно приятно. Рада выпавшей мне чести, — сообщила нордэна. Она очень надеялась, что Вейзер решит, что ее почти трясет не от ненависти, а от административного восторга. Тупицам такие высокие чувства вообще были свойственны.

— Будьте готовы.

— Каждый калладец всегда готов положить свою жизнь на великий алтарь, — сверкнула глазами Ингрейна. Ей очень хотелось увидеть лицо второго собеседника, но тот все время оказывался к ней затылком. А вот улыбавшийся Вейзер, надо думать, остался доволен. Завербовал безмозглую фанатичку, молодец.

— Ждите сигнала.

«Я раньше колоколов дождусь, но и вы, твари, целы не будете».

— Так точно, буду ждать, — заверила Ингрейна, щелкнув каблуками.

Долее ее не задерживали.

Пока требовалось сохранять видимое спокойствие, Ингихильд держалась. И только оказавшись за порогом собственной квартиры, она впервые осознала, что ее знобит. Дверь стукнула, как горсть мерзлой земли о крышку гроба. Нордэна стояла в темной прихожей, не зажигая света, и думала о том, что последнее произойдет достаточно скоро. Наверное, даже раньше, чем до Архипелага дойдет письмо, которое она все равно не станет писать.

Ингрейна на ощупь добралась до граммофона и завела его. По темной комнате поплыли бравурные звуки мазурки. Скорее всего, эту пластинку притащил Карлос — ему как раз хватило бы безвкусия. Хватало же его, в конце концов, на то, чтобы к ней захаживать и притаскивать вульгарные красные розы после всего, что она сказала о виарцах, цветах и любви. Последние розы давно отправились в мусорную корзину, но тяжелый сладкий запах все еще висел в комнате. Нордэна провела руками по лицу, как будто снимала паутину, оставшуюся после разговора с этими людьми, и распахнула окно. Полной грудью вдохнула ночной сентябрьский воздух, пахнущий дождем. На несколько секунд прикрыла глаза, а когда открыла их, то почувствовала, как по позвоночнику прошла волна холода.

Игрушки закончились.

У соседнего дома, так, чтобы был виден ее подъезд, находились двое. Не филеры в лучших традициях криминальных романов, то есть невзрачные мужчины, прячущиеся за разворотом газеты, а влюбленная парочка, идиллически застывшая на скамейке. В принципе, едва перевалило за полночь, так что нежные чувства горожан друг к другу исключать не стоило, но Ингрейна все равно почувствовала страх. До этого дня она никогда не находилась под слежкой и даже не знала, что делать в такой ситуации. Идти к жандармам? И что там сказать? Что ее вербовал для каких-то темных дел генерал с безупречной репутацией? Вот тут-то ей бы припомнили и эфир, и все грехи от сотворения мира.