Кулак Петрович И Ада - Брод в огне

Она родилась на Архипелаге, отучилась в калладской столице, там же по молодости едва не вышла замуж, но дорогу ей вовремя перебежала такая же миловидная блондинка, как она сама, только с двумя десятками родственников в уездном городке с непроизносимым названием, более простыми амбициями и менее испорченной какой-то непонятной дрянью кровью. Блондинка умела вовремя улыбаться и, главное, быстро поставила кавалера перед фактом, что он скоро станет отцом, а Ингихильд, поставленная перед другим фактом, не более, впрочем, приятным, без лишних истерик окончила курс и укатила к родным заснеженным елкам. Среди заснеженных елок ей через несколько лет встретился душка военный — метр девяносто чисто нордэнского совершенства и апломба — но и тут по всем пунктам вышел полный провал. Не то чтобы Ингихильд не разделяла идею превосходства нордэнской расы над всеми остальными. При ее внешности и цвете глаз презрительный взгляд сверху вниз как раз давался без особенного труда. Но Ингрейна полагала, что на одном осознании своего совершенства кашу не сварить и нужно бы приправить его чем-то еще, например, пристойной профессией. Охранять Высшую Жрицу по праздникам, несомненно, было весьма почетно, но Ингрейна не воспринимала «паркетную гвардию», как и вообще любую форму показухи, о чем говорила, если ее спрашивали. Душка Асбьерн в итоге женился на девушке, лучше цитировавшей наизусть нордэнский катехизис, любившей смотреть на парады и, главное, имеющей двух сестер, у каждой из которых тоже было по ребенку. Он считал своим первейшим долгом передать такое сокровище, как свои великолепные гены, будущим поколениям, и Ингрейна не являлась оптимальным кандидатом для этой миссии.

Последнюю затрещину морального толку она получила от инженера-химика, пять лет одиноко искавшего родственную душу и внезапно обретшего ее в уже начинавшей баловаться эфиром Ингихильд. Ингихильд же на третий месяц знакомства не менее внезапно обнаружила, что у одинокого романтика, оказывается, на соседнем островке проживала законная супруга, ожидающая второго ребенка. Нордэна разбила романтику лицо и, набравшись храбрости, все же пошла к врачу. Правда ее не слишком сильно удивила. После гибели богов, приключившейся на Дальней Дэм-Вельде пять сотен лет назад, каждая десятая нордэна была хронически бесплодна. Ингихильд как раз оказалась десятой.

После такой новости оставалось либо спиться — в ее случае умереть от отравления эфиром — либо начать в срочном порядке махать шашкой во благо Архипелага, неся свет и прогресс каким-нибудь отсталым народам, чья земля могла прокормить богоравных, и хоть этим оправдать перед серыми небесами свою пропащую жизнь. Примерно таким образом к тридцати трем годам у Ингрейны оказались полковничьи погоны, кусочек свинца под лопаткой и почти неисчерпаемый заряд цинизма. Последний позволил ей прилюдно поздравить Ингегерд Вейду с тем, что предыдущая Наместница и ее команда не перенесли всей благодати, ниспосланной им богами, и дружно скончались от великой радости. А разразившаяся в ту историческую ночь гроза, удивительно напоминавшая артобстрел в какой-нибудь захолустной Рэде, видимо, свидетельствовала о том, что боги были счастливы их принять. Ингрейна также выразила надежду, что радушия богов и на Ингегерд хватит и она также предстанет перед ними во всем величии своей должности, в лучах и огне. Желательно, до того, как запорет все, что сумела сделать Немексиддэ.

Скорее всего, дуэли не случилось лишь потому, что на этом настояла Высшая жрица Нейратез, которая ценными кадрами не разбрасывалась. Дурная слава законченной наркоманки без малейших моральных ограничителей нисколько не мешала Ингихильд при надобности отлично орудовать шашкой, так что потенциальная Наместница решила, что не оскорбилась и рассчитается позже. Но, наверное, Нейратез все же нажаловалась, потому что буквально на следующее утро Ингрейна поехала заменять свою столичную тезку, попавшую в более чем щекотливое положение.

Каллад-на-Моэрэн со времен ее юности не стал менее промозглым, серым и тайно враждебным. В глубине души Ингрейна никогда не любила этот город под промороженными до самого дна пустыми небесами. Ей, коренной северянке, спокойно относящейся к метелям и морозам, при которых ртуть замерзала в градуснике, здесь делалось холодно и неуютно. Она бы с большей охотой поселилась даже в варварской Рэде, с ее запуганными жителями, распятиями на стенах и летящими под откос поездами, чем в этом блистательном ледяном аду. Увы, отправляя Ингрейну заменять проштрафившуюся коллегу, никто о такой мелочи, как ее личные пожелания, не справлялся.

По прибытии в Каллад Ингрейна, ожидавшая унаследовать от Дэмонры полный хаос, оказалась удивлена. Не слишком аккуратная в школе и институте дочка Рагнгерд каким-то образом умудрилась содержать полк в образцовом порядке, которому позавидовали бы многие. Там даже цветы в палисаднике росли по линейке и, казалось, готовы козырнуть проходящему мимо начальству при первой надобности. Бухгалтерию и кадровые документы вообще можно было вывешивать на стенку в красивой рамке.

Ингихильд Дэмонру знала достаточно хорошо, для того, чтобы понимать — это фантастика. И еще она знала мстительность Нейратез, и понимала, что фантастика, скорее всего, являлась ложью. Что-то случилось, но ей ничего не сказали. Или должно было случиться со дня на день. Ингихильд насторожилась, перерыла все, что могла, и, не найдя ничего подозрительного, стала ждать.

Печали ей добавляла заместитель Дэмонры, синеглазая Зондэр Мондум. Вот уж кого Ингрейна не терпела с детства. Ингихильд не раз окатывала чернилами ее белый, идеально отутюженный передник — данная деталь образа Зондэр запомнилась ей куда ярче, чем лицо или глаза — и не раз за это выслушивала длиннейшие нотации от классной дамы или оставалась без ужина. Зондэр же вечно ябедничала и вечно тряслась, пока не прибилась к Дэмонре и Магде. И вот Дэмонры снова не оказалось рядом, и все вернулось на круги своя. Ябедничать бедняжке теперь стало некому, но вид у нее по-прежнему был зашуганный. Правда за годы на эту зашуганность лег легкий флер аристократической надменности и мужественного смирения перед жестокой судьбой. Получилась эдакая нежная лилия, строящая из себя ледяную глыбу во имя державных интересов, и отчаянно нуждающаяся в любви и заботе, но гордо это скрывающая. Разумеется, скрывающая не слишком тщательно, чтобы всякие молодые дурни вроде младшего Маэрлинга ни в коем случае не проглядели задыхающийся в одиночестве цветок. Ингихильд всякий раз стоило большого труда удержаться от смеха, когда она видела виконта и его синеглазую святыню. Практически ежедневный водевиль в духе «Гусар и барышня», причем совершенно бесплатно.