Андрей Земляной - Сын Сталина: Рокировка. Сын Сталина. Джокер Сталина [сборник litres с оптимизированной обложкой]

– Что там у вас, Питер?

– Ничего срочного, сэр. Но просится на приём сэр Адер. Уже три раза интересовался.

– Зови, – адмирал, уже успевший снять пальто и котелок, сделал первый за этот день глоток.

– Сэр? – полковник Адер, занимавшийся в ведомстве Синклера особо сложными делами, был насквозь гражданским лицом, но тем не менее носил высокое звание вполне по праву, так как на его счету было немало успешных специальных операций по всей земле, и подчинённые уважительно называли полковника «Крокодил» за острые зубы и крепкие челюсти, никогда не выпускавшие добычу.

– Проходите, Роберт, – адмирал сделал широкий жест и исподлобья остро взглянул на подчинённого. – Чувствую, у вас есть чем озадачить старика.

– Да, сэр, – полковник коротко кивнул. – Вчера передали с утренней диппочтой. – Он положил на стол перед адмиралом толстую папку и открыл её в самом конце. – Я позволил себе сначала запросить мнение специалистов и, лишь получив их отчёт, решил идти к вам.

– Что это за страх божий? – Синклер смотрел на тщательно разглаженный рисунок чудовища, сделанный карандашом на небольшом листке, видимо, вырванном из блокнота.

– Наш человек случайно пересёкся с Маугли. Так, сэр, мы обозначили…

– Я помню, что так мы называем этого сталинского выкормыша, – зло бросил Синклер и вопросительно посмотрел на полковника в ожидании пояснений.

– Это было нарисовано им во время полёта на дирижабле «Дерулюфт» рейса Москва – Женева. Потом, к сожалению, агент потерял его, но вот эти два наброска сумел вытащить из мусорной корзины.

– Бред сумасшедшего, – губы адмирала сомкнулись в тонкую линию.

– А вот доктор Кеттел, молодой, но весьма уважаемый специалист в области психологии и психиатрии, утверждает, что рисунок сделан безусловно в твёрдом уме и здравой памяти, так как имеет очень высокую степень детализации, не свойственную рисункам психически больных. Кроме того, у меня есть заключения нескольких биологов из Королевского общества, и они также утверждают, что нарисованное существо безусловно может существовать. И Альфред Адлер, тоже психолог и психоаналитик, обратил наше внимание на два момента. Первое – это трубки, идущие по всему телу и к голове, что косвенно указывает на искусственно созданное существо, а второе – вот на это, – тонкий карандаш упёрся в вытянутую голову чудовища.

– Что там? – адмирал потянулся за лупой и склонился над рисунком. – Звезда?

– Да, сэр. Полагаю, что есть вероятность существования подобного создания как минимум в одном экземпляре, и оно используется красными в военных целях.

Адмирал отложил лупу и откинулся на спинку кресла. Он знал кое-что ещё, чего не знал Адер, и поэтому узор в его голове вырисовывался куда чётче. Он встал, подошёл к стенному сейфу и, нащёлкав код, распахнул тяжёлую створку.

– А что вы скажете на это?

На стол перед полковником плюхнулась тоненькая пачка фотокопий рисунка, где был явно изображён летательный аппарат. Но какой! Крестообразные крылья, тонкий вытянутый нос и явно пушечное вооружение на концах крыльев.

– Вот уже год итальянские, германские и русские авиаинженеры работают в условиях высочайшей секретности. Это всё, что нам удалось получить, и не спрашивайте, как. Фактически чудом.

– Вы полагаете, что они делают вот это? – полковник поднял фотографию.

– Я ничего не полагаю, – отрезал Синклер. – Я просто спрашиваю вас. Кстати, можете подшить к делу.

– Признаюсь, сэр, в голове у меня версии одна причудливее другой, – Адер покачал головой.

– Ну, например? – Синклер усмехнулся.

– Они как-то получили портал в будущее и таскают оттуда знания?

– Возможно, – адмирал поощрительно улыбнулся.

– Или этот Белов-Маугли – сам из будущего?

– Вот это вряд ли, – Синклер покачал головой. – Мальчишка. Конечно, вышколен и подготовлен на зависть, но не учёный и не исследователь. Простой головорез, каких мы тоже можем готовить сотнями, если озаботимся этим вопросом. А для того, чтобы загрузить три десятка авиационных инженеров, нужно что-то более весомое, чем наброски и рисунки. Общие схемы, принципы работы, да даже принципы управления. Между телегой и автомобилем – пропасть, а между этими летательными аппаратами и тем, что мы строим сейчас, пропасть в три раза глубже, если там вообще есть дно у этой ямы.

На рейде Рио-де-Жанейро стояли два новейших тяжелых крейсера. Расцвеченные флагами, они совсем не походили на совершенные машины убийства. Своими темными стройными силуэтами, опоясанными разноцветьем сигналов, корабли напоминали стройных темнокожих девчонок из школы самбы «Deixa Falar» [442] «Дай скажу», «Поговорим» ( порт .) – название старейшей школы самбы в Бразилии. Основана в 1928 году. – совсем не страшными, а веселыми и задорными. А над причалом нависал высокий борт – «Рома».

Огромный, точно айсберг, величественный, словно дворец, и прекрасный, как гордый лебедь, лайнер, который притянули к берегу похожие на невесомые паутинки швартовы, был украшен еще лучше. Над трапом была сооружена дощатая арка, увитая кумачом и украшенная флагами всех трех социалистических государств, а за компанию – флагами народных Монголии и Тувы. Три огромных портрета: Сталин во френче, Тельман в угловатой фуражке и Муссолини в красной рубашке – скрывали надстройки. Все три лидера улыбались добрыми отеческими улыбками, а над ними между труб стояло уже вовсе гигантское полотно – идущий в распахнутом пальто с красным бантом на лацкане улыбающийся всем Ленин.

По бокам арки были растянуты транспаранты – громадные белые буквы на алых полотнищах: «Привет юным бразильцам от детей Союза ССР!» «Юные друзья! Добро пожаловать в Народную Италию!» «Пионеры СССР, ГСФСР и НСИР – братья пионеров Бразилии!».

Над лайнером постоянно гремела музыка. Детские хоры пели красивые, мелодичные, но неизвестные, непонятные песни. Немногие немецкие и итальянские эмигранты, оказавшиеся в порту, пробовали переводить, но получалось хотя и смешно, но все равно непонятно.

Возле входной арки стояло около двух десятков моряков в парадной форме. Розовощекие здоровяки чередовались с какими-то жилистыми парнями, чем-то неуловимо похожими на мастеров капоэйры. Правда, все они улыбаются и приветливо машут руками, но один из полицейских – умудренный службой ветеран, случайно перехватил острый взгляд одного такого «жилистого» и мгновенно покрылся холодным потом, несмотря на жару. Очень уж характерным был этот взгляд. Даже не убийцы – палача…

А «Отца бедных» критиковали, «Отцом бедных» восхищались. Кто-то протестовал против амнистии коммунистов, кто-то восхищался дальновидностью попытки возобновления союза с партией, победившей в России, Германии и Италии. Спорили все и везде: в аристократических клубах и нищих лавчонках, в баснословно дорогих ресторанах и забегаловках, где за двадцать рейсов вам нальют рюмку самогона, спорили на широких площадях и узеньких грязных переулках. Нищие рыбаки и преуспевающие адвокаты, поденные рабочие и солидные латифундисты, разносчики и генералы. И каждый доказывал свою версию покушения на президента Варгаса, каждый называл разных заказчиков, в число которых попали и ненавистные гринго, и старая аристократия, и индейцы Амазонки, и каучуковые плантаторы, и даже – один Иисус ведает, почему! – эмигранты с никому не известной Украины. Но почему-то никто не считал виновными ни команданте Престеса – его, верно, уже и в стране-то нет, ни немцев из посольства, хотя они и раздавали винтовки во время ноябрьского мятежа.