Борис Батыршин - К повороту стоять! [СИ]

После гнусной сцены в трактире Сережа менее всего желал знакомиться с эмансипированными курсистками, а вот от ужина и дивана с подушкой и пледом не отказался бы. Остановив извозчика, он решительно распорядился:

— Давай-ка, любезный, на Большую Морскую угол Конногвардейского! — и откинулся на сиденье. Кучер прикрикнул на рыжую кобылу, тряхнул вожжами, и пролетка бодро покатила по Измайловскому проспекту в сторону Фонтанки.

Приняли его радушно. Хозяин предоставил гостю свой кабинет с широченным, как палуба монитора, кожаным диваном. Сережа едва удержался от того, чтобы немедленно рухнуть на это роскошное ложе — он знал, что если хоть на мгновение сомкнет глаза, то не проснется до самого утра. Наскоро приведя себя в порядок (кроме артиллерийских таблиц, в саквояже имелся дорожный несессер и смена белья) мичман стоически дотерпел, пока горничная — беловолосая, розоволицая, как младенец, финка, забавно растягивающая русские слова, — не позвала его к ужину.

Подали аперитив — ракию в маленьких узких, высоких стаканах. Супруга каперанга, внучка обедневшего греческого аристократа, поступившего на русскую службу перед Крымской войной, держала в доме балканскую кухню. Иван Федорович принялся объяснять гостю разницу между сербской ракией, турецким ракы, и греческим узо, когда дверь гостиной распахнулась, и…

— Позвольте, Сергей Ильич, представить вам Нину, племянницу моей супруги!

Сережа обернулся к двери и едва не разинул рот от удивления. Перед ним стояла та самая яростная обличительница тирании, с которой он столкнулся какие-то два часа назад. Черную юбку и жакет, так любимые слушательницами женских курсов, сменил голубой домашний капот, волосы, собранные в скучный пучок, рассыпаны по плечам прелестными кудрями, но… несомненно, это она!

Нина тоже его узнала. Недоумение на ее лице сменилось досадой, потом тревогой и, без всякого перехода — вежливо-официальной улыбкой.

«А глаза-то не улыбаются… серо-зеленые, ледяные…»

— Нина, душа моя, что же ты стоишь? — недоуменно спросил Повалишин. — Поздоровайся с молодым человеком!

Сережа шагнул навстречу:

— Мичман Казанков, к вашим услугам. Имею честь служить под началом вашего дядюшки.

«Вот тебе и жандарм, голубушка!»

Брови Нины озадаченно взлетели вверх.

— Огаркова Нина Георгиевна. — легкий кивок, никаких книксенов или рук, протянутых для поцелуя. — Надеюсь, он не слишком с вами строг?

Тонкий палец мимолетно скользнул к губам: «Ни слова! Молчите!»

Чуть заметный кивок в ответ: «Не беспокойтесь…»

Ну-с, прошу за стол! — нарушил паузу Федор Иванович. — Нина, душа моя, что нового на этих твоих курсах?

За столом Нина все время ловила Сережин взгляд, но безуспешно — юноша старательно отводил глаза, и под конец ужина позорно сбежал, сославшись на усталость. Оказавшись в кабинете, он без сил рухнул на хозяйский диван, предусмотрительно застеленный розоволицей горничной.

«Ну и денек! Нет уж, господа хорошие, лучше я еще неделю буду возиться с переборкой котлов…»

Стылый ветер пронизывал до костей даже сквозь плед, принесенный на палубу лощёным похожим на премьер-министра, стюардом. Дождевое небо низко нависало над Портсмутским рейдом, сливаясь в южной стороне горизонта со свинцовой рябью Канала. Старая добрая Англия — туман, дождь, клетчатый твид и броненосцы.

Барон Греве запахнулся в шерстяную ткань, перекинул угол через плечо, на манер шотландских горцев. Палуба под ногами качнулась, раз, другой — это колесная королевская яхта «Виктория и Альберт» проходя мимо, развела волну. Ее Величество королева Виктория изволит осматривать Эскадру Специальной Службы!

С «Тандерера» волынки простужено затянули «Черную Стражу»; прославленному маршу Сорок Второго полка вторили судовые гудки и свистки паровых катеров. На рейд будто накинули лоскутное одеяло: яхты, пароходики, портовые буксиры, катера, рыбачьи шхуны. На палубах черно от людей — в Портсмут съехались зеваки со всей Южной Англии. Рядовые клерки из Сити, владельцы пабов, мелкие торговцы колониальными товарами — все желали полюбоваться мощью Королевского Флота, воочию убедиться, что Британия по-прежнему правит морями.

Роскошная яхта «Каледония», на полуюте которой мерз сейчас мичман Греве, встала в стороне от водоплавающего плебса среди таких же элегантных красавиц. Здесь не место простой публике: только Особо Важные Персоны: лорды, дипломаты, высокопоставленные чиновники, известные политики, парламентарии из Палаты Общин… Приглашения отпечатаны на плотной бежевой бумаге с золотым обрезом; под силуэтом яхты в обрамлении геральдических символов — затейливая надпись:

«The Royal Harade of Particular Service squadron.»

И ниже:

«The personal invitation of Vice-Admiral of the Royal Navy Sir Astley Cooper Key.» [12] (англ.) Королевский смотр Эскадры Специальной Службы. Личный гость вице-адмирала Королевского Флота сэра Эстли Купера Ки.

«Личный гость адмирала, ни больше не меньше!»

Барон посмотрел карточку на просвет, любуясь изысканными водяными знаками. Королевские львы и единороги, цветы чертополоха и затейливо переплетённые буквицы…

Под факсимильным оттиском с собственноручной подписью адмирала, вписано имя и титул приглашенного. Барон Карл Густав Греве, и пойди, догадайся, что обладатель титула — обыкновенный мичман флота российского! Интересно, как военно-морской атташе сумел добыть это приглашение? Может, его нарочно прислали в русское посольство из Форин Офис — идите, любуйтесь, да расскажите вашему царю, какую мощь Британия припасла для непокорных!

Королевская яхта поравнялась с флагманским кораблем сэра Купера Ки, казематным «Геркулесом», и тот с обоих бортов ударил салютом. Звук укатился к горизонту, распугивая чаек; зрители разразились приветственными воплями, вверх полетели кепи, шляпки, цилиндры. Иные сносило ветром за борт; их провожали смехом, шутками и свистом. Барон усмехнулся — где ты, хваленая британская невозмутимость?

Отзалпировал «Тандерер». Один из сильнейших броненосцев мира, нахмурился барон, года не прошло, как он вступил в строй. Крепкий орешек.

Пушечные громы откатывались вслед за яхтой вдоль броненосной колонны. Палили мониторы «Циклоп», «Геката», «Горгона», «Гидра». На бумаге — мореходные боевые единицы, а на деле остойчивость такова, что сто раз надо подумать, прежде чем выводить такой из гавани в свежую погоду. Не корабли, а готовые братские могилы на полторы сотни душ!