Николай Дронт - Начало пути [litres]

Мой основной инструмент, «Пентакон». Три объектива. Приличный полупрофессиональный аппарат, как раз моего уровня. Что портреты, что пейзажи снимает нормально. Для репортажей тяжеловат, хотя сгодится. Увеличитель требует большой, однако разборный, и купить его при желании можно.

Лучше «Пентакона» «Броника», но, кроме штат-ника, к ней нет объективов, а портретничек бы очень не помешал. И пентапризма была бы не лишней. Хм… В каталоге они есть, и цены умеренные.

По малому формату у меня провал. Имеется увеличитель, но из фотоаппаратов лучшая «Практика», причем тоже только со штатником, но принадлежности к ней хоть дорого, однако иногда появляются.

Есть «Экзакта», даже две, в прекрасной комплектации. Можно создать великолепную студию… в стиле пятидесятых. Отлично для музея, для работы не очень.

Фотоснайпер, «лейка», новополученная деревяшка и узкоплёночная «Мамия» – слишком специализированные вещи.

Может, действительно прикупить объектив для «Броники»? Официальных денег хватит даже на пару и еще останется. Ладно, меня не торопят, сказали, можно подумать недельку-другую.

Последние дни на работе прошли плодотворно. Шикарный деревянный фотоаппарат оказался с наимягчайшим портретником. Я больше люблю резкие объективы, но Нури меня просветила – мягкий объектив вместе с мелкими морщинками скрывает возраст женщины. Стоит подумать над возможностью поставить его на «Лингоф».

А вот с «Индустаром-13» Химик что-то нахимичил. Вместо картинки объектив дает световое пятно, и никакая подстройка не помогает. На деревяшке кооператива тоже стоит «Индустар-13», правда, более молодой, конца пятидесятых годов. Внешне различий почти нет, но рабочий тяжелее. Взвесил. Вес рабочего немного за килограмм, а моего чуть меньше восьмисот граммов. Возможно, убрана средняя группа линз. Похоже на тайник. И что мне с ним делать? Первое побуждение было вскрыть и посмотреть, вдруг там что-то полезное спрятано? Однако решил обождать до возвращения из Питера.

Гостиницу мне забронировал отчим через свою организацию, однако трояк в паспорт я положил, чтобы нашелся одноместный номер.

Остаток дня провел плодотворно. Зашел на почту, купил ящик для посылок. В номере быстро собрал фанерную коробку с наклеенными на крышку корешками собрания сочинений Брет Гарта. Почему его? Помимо приличной сохранности переплетов дело в авторе. Он не на слуху, воровать его книги точно не будут. Скажем, книгами Джека Лондона мог кто-нибудь и заинтересоваться. А вот пересылка сочинений Ленина была бы подозрительной, дураков в «органах» мало. Внутрь коробки легла шкатулка с империалами из клада Чалдона и еще одна с червонцами, выменянными на чекушку золотого шлиха. Монеты, полученные на шестнадцатилетие, я в третью коробочку определил. Всё аккуратно обернуто в толстое полотно и обвязано бечевой. Промежутки засыпал наломанной крошкой пенопласта.

На почте хоть бы одним глазком посмотрели на содержимое посылки. Зря старался! Зато тетка-приемщица стала дуть в уши, что ценные отправления положено обшивать. Сделал вид, что повелся, и переплатил рубль за дополнительное усиление ящика. Его положили в белый мешок и обвязали веревкой. Обманули меня, маленького. Отправил посылку простой почтой, до конца марта должна дойти, а там Миша Зайцев должен будет получить.

Ему всё едино ехать придется, контейнер с икрой уже едет по железной дороге в Туапсе. Коля Ким, в свете разговора с Кузьмичом, туда не поедет. Они поговорили с Нинкой и Михой, решили надеяться на честность получателя. Ведь если он их захочет кинуть, то кинет, как маленьких, – документы оформлены, груз ушел, теперь его не остановишь. Да и я за Кайнына поручился, сказал – правильный пацан.

Назавтра новые хлопоты. В прошлый раз я разведал, где находятся сберкассы с вкладами Чалдона. Теперь Милютов пойдет их закрывать. Деньги брать не буду, наоборот, при возможности добавлю для округления суммы. Аккредитив – наше всё. Процент по вкладам маленький, по меркам XXI века два процента – смешные деньги. Однако тридцать девять тысяч рублей на счетах превратились в сорок на аккредитивах. Но почти весь день на стояние в очередях четырех сберкасс я угробил, еле успел на встречу с Алёнкой.

Их опять поселили в интернате, но мне там показываться категорически запрещено. Потому мы договорились встретиться у кинотеатра «Камчатка». Да, там же, где встречался с Сонькой… Питер знаю плоховато, потому и выбрал знакомое место. Сходили в кино, поцеловались немножко, проводил ее обратно до интерната. Договорились, что завтра встретимся в обед.

До встречи я по традиции зашел к спекулянту в фотоателье. Тот встретил меня как родного и сразу достал Nikon F2. Я ему говорю:

– Этот аппарат уже видел месяц назад. Почему он еще не продан? Что с ним не так?

– Цена не такая. Хозяин вот-вот в плавание уйдёт, а вещью никто не интересуется. Три раза цену скидывали, не берут, и всё. Дешевле не бывает.

– Крутишь. Задешево ты сам бы купил и летом на материк бы отвез.

– Да?! А у кого на материке деньги есть? Наши хоть для понтов покупают, а там… – продавец горестно махнул рукой. – Ты думаешь, мореманы всё в магазине берут? Нет! У местных блатных. Те нашим – ворованный шмот, а морячки что могут в обмен дают. Хочешь, приходи завтра, сам с хозяином поговоришь.

Договорился завтра вернуться и побежал к Алёне. Мужик я или нет? Хочу свою девочку чуток приодеть.

Покормил в кафе, затем завел в «Альбатрос». Магазин для моряков, торгует только за боны, потому всех туда не пускают. Но нахальство – второе счастье. Предъявляю на входе книжку бон и, пока не спросили книжку моряка, громогласно заявляю: «Она со мной!» Быстро вталкиваю девчонку в магазин. У подружки душевное смятение, пока не пришла в себя, подвожу к отделу, где торгуют женскими вещами.

За прилавком стоит женщина-гора. Про таких говорят: «Одной сиськой двоих убьет». Белый шелковый халат. Волосы уложены кудрявой копной. На лице полнейшее отрешение от всех земных дел. Тело застыло в подобии мраморной статуи. Привлекаю к себе внимание:

– Извините. Скажите, пожалуйста, вас можно попросить?

Брезгливая гримаса «отрывают тут всякие от дел». Взгляд гиганта на пигмея.

– Чего надо?

– Вы не могли бы помочь моряку одеть его девушку? Я в женских вещах ничего не понимаю, а она стесняется.

Взгляд потеплел. На пару градусов, не больше.

– Эту, что ли? – Тяжёлый взгляд рентгеном прошелся по Алёнке. – Сколько бон есть?

– Двадцать пять рублей.

Предъявляю неначатую книжку. Она изымается, и следует команда растерянной девочке:

– Иди сюда! – и мне: – Пойди погуляй пока.

– Алёнка, побудь здесь. Я сейчас тебе шоколадку куплю.