Николай Дронт - Начало пути [litres]

Ещё есть коробка с фотоаппаратом. По виду – только что сделан, по системе – древность, самое начало XX века. Но я в этом очень сомневаюсь. Скорее реплика, то есть современная копия старого изделия. Смотрите сами – деревянная камера с двойным растяжением мехов, для пластинок девять на двенадцать. На первый взгляд. На второй замечаем необычный красно-коричневый цвет дерева, причем не лакированного. Блестящие латунные части. Меха из великолепной мягкой кожи. Лёгкую складную треногу. Матовое стекло для наводки на резкость, всего лишь пара кассет, тросик и объектив без названия в комплекте. Последний штрих – великолепный кожаный саквояж для хранения этого великолепия.

Красота неописуемая. Роскошь видна в каждой детали. Одна беда – таким аппаратом сейчас никто снимать не будет. Модель рабочая, я уверен, но… зачем? Есть куча более удобных современных камер. Причём значительно более дешёвых.

Дошёл до кабинета начальницы, поблагодарил её и, не говоря лишних слов, положил альбом со снимками девочек ей на стол. Что это, Нури явно не знала, но, открыв первую страницу, убрала сразу. Кивнула и отпустила, не спросив, понравилось ли мне содержимое коробок. Типа, свои деньги вернула, а остальное ей неинтересно.

Вернулся в студию, а там уже ждут ребята. Снял «Пентаконом» со вспышками. «Лингоф» я уже отнёс домой. Нинка с Попиком ушли делать уроки, а Алёнку я уговорил пойти посмотреть, как печатаю фотографии. Девочка немного поколебалась, но пошла со мной в темную комнату.

Места там маловато, потому пришлось усадить гостью к себе на колени. Сразу стало не до фотографий. Целую девчонку. В ответ на слабые возражения шепчу милые глупости из интернета. Сейчас их еще не знают, потому Алёнка надолго зависает. Я этим пользуюсь. Словом, добрался до двух упругих, нежных пирамидок, увенчанных сладкими ягодками. Еле удержался, чтобы не зайти дальше.

С подружкой надо решать. Это не Ириска, любящая игры. Алёна серьезный человек. Ее надо или готовить себе в жены, или отпустить и не морочить больше девочке голову.

Девочка легла спать в самых растрепанных чувствах. Лёшка редкий нахал, словоблуд и поросенок. Он затащил ее в темную комнату, чтобы она увидела, как печатаются снимки, а сам полез целоваться. И такое говорил! Где только научился?! Она ему:

– Лёшенька, перестань! Ты что делаешь?!

А он ей в ответ:

– Это не я. Это мой будущий ребенок ищет себе маму.

Пока Лёля пыталась осмыслить ответ, Лёшка расстегнул ей блузку и заголил верх, а затем еще стал гладить и целовать груди. На требование прекратить с апломбом заявил:

– Должен же я знать, что будет кушать мой будущий малыш?!

Ну кто?! Кто такое говорит девочке?! Поросенок… Милый… Нежный… И вообще… Надо Лёшику сказать, что она замуж никогда не выйдет! И детишек заводить не собирается! Разве только девочку… или мальчика…

Перед глазами предстала смазанная картинка, как она с маленьким на руках каждый день провожает Алёшу на работу. И отчётливо увидела, как, уходя, Лёшенька целует младенца в лобик и щечку, а ее в глазки, щечки и губки.

Ехидный голос, называемый Гласом Рассудка, напомнил, что Лёля собиралась никогда не выходить замуж. Девочка отмахнулась железным аргументом: «За Алёшу можно!»

Потом как-то вспомнилось однажды виденное свадебное платье. Длинное, из белой парчи. И фата ниже плеч… Но только первой пусть родится Алёнка, мамина помощница, а Алёшка, хулиган, как все мальчишки, будет вторым. Сцена, как они с Лёшенькой и детишками гуляют по берегу, показалась приятной, хотя на руках непонятно почему появился третий младенчик…

Мама подошла к кровати, подоткнула одеяло, поцеловала спящую дочку и получила в ответ радостно-возмущённое:

– Лёшик, не надо!

Утром Илья Иванович меня ждал сразу по приезде в район. Первое, что он сказал при встрече:

– Ошибся я в тебе, сильно ошибся. Думал, ты в область сообщишь, так ведь нет… Хорошо, мой подчинённый решил себя проявить, а то и не знал бы сейчас, что делать.

– Вы про что?

– Про пьяный загул. Или запой. Хотя можно назвать нервным срывом. Отзывают меня в распоряжение облуправления для получения выговора и назначения с понижением в должности. Будет меня городской коллектив перевоспитывать.

– Ни фига себе! Не повезло вам!

– Хороший ты парень, Лёша! Но дурак. Это потому что молодой. Не понимаешь ничего. Подумаешь, выговор. Майора не дали и до пенсии уже не дадут, а взыскание за пьянку через полгода снимают. Запоев же больше не будет. Поработаю пару месяцев, максимум полгода, опять повысят в должности. Пусть сейчас я вольная птица, а там буду под чьим-нибудь началом, зато служить начну в городе. Хоть нормальную квартиру дадут. Надоело мыкаться. Жену на приличную работу устрою, сам отдохну. Ты знаешь, чего тебя вызвал?

– Нет.

– Попросить хочу – до своего отъезда не помогай моему сменщику. Он еще не понял, что надолго здесь застрял. Может начать землю рыть, себя показать попытается, чтобы в Петропавловск перебраться. Не подумал гадёныш, что стучать на непосредственного начальника нельзя. Ладно тот обидится, никто другой под себя не возьмёт, кому стукачок нужен? Здесь ему тоже не обломится. Конечно, он думает, что сможет раскопать пару-тройку дел. Однако сразу вляпается в такое дерьмище, что до отставки не отмоется. Кузьмич тоже пострадавший от стукачей, ему не поможет. К тебе дела сами притягиваются, как к магниту. Вдруг что опять нароешь, тогда Кузьмичу скажи или сразу в Питер.

– Ладно. Обещаю.

– Вот и славно. Когда на выставку? Первого числа?

– Э… Я же вроде не лечу, сказали: «Поставленную задачу выполнил полностью».

– Да? У нас всё как обычно! Секретность, мать ее за ногу. Ты по одному ведомству дело сделал, а мы другое. План мероприятий с твоими поездками спущен в район, и, чтобы скорректировать его, надо на самом верху согласовывать. Мне оно не по погонам, да уже и не по должности. Дам тебе совет – поезжай в Питер, но на объектах не показывайся, просто погуляй. Если что – был на подхвате, ждал распоряжений. Команды не посылать тебя не было, так что еще и исполнительным человеком прослывешь.

Надо ехать, значит, поеду. Мне же самому погулять хочется.

На заставе меня ждали. Старлей вызвал того же рядового и велел отвести меня в мастерскую, тактично не спросив, что у меня в рюкзачке. Сумку с приятно звякающим содержимым я «забыл» у него на столе. Две бутылки хорошего коньяка и большая коробка шоколадных конфет из Питера, по-моему, нормальная благодарность. Рядовому такое жирно. Но я же не свинья неблагодарная. Пять плиток шоколада, четыре банки сгущёнки, килограмм сала, два блока приличных болгарских сигарет и две поллитровки водовки по-любому должны удовлетворить запросы основного разработчика. Я по пути перевесил рюкзак на его плечо, парень повеселел. Потом на пару минут скрылся в каптёрке, вышел без груза, но с пачкой сигарет «Уже не стоит», ладно, «Opal» в руке, с выражением полнейшего, незамутнённого счастья в глазах и легким запахом изо рта.