Алексей Ивакин - Время возвращаться домой [СИ]

- Вот! Вот нам мнение независимого эксперта. Юлия Владимировна, вы записываете?

- Да, да, конечно, - Юля-раз показала маленький черный кубик Герману Семеновичу. - Скажите, Алексей, может быть вам удобнее разговаривать на исконной мове, а не на языке оккупантов?

- На чем? - испугался Волков. - На какой мове?

- Э? На украинской...

- Не, я русский предпочитаю.

- Почему?

- Да я как-то...

- И вы тоже жертва! - патетично вскинулась Юля-два.

- Чего это?

Герман Семенович откровенно хихикал в кулак.

- К чертям Украину, - вдруг вскинулся блондин. - Мы что, обсуждать проблемы хохлов пришли?

- Алеша, вы что? Вы националист? - подняла брови Юля-раз.

- А ты не знала, Леонидовна? - саркастично бросил блондин. - Сама-то на себя посмотри. "Если бы я была чеченкой, я была бы на стороне чеченцев, поскольку я русская, я на стороне русских. Примитивно называйте это животным национализмом, чем угодно".

- Что? - возмутилась патлатая. - Да я отмороженный либерал!

- Стрелка ты... Осциллографа.

- Молчи ты, уголовник!

Герман Семенович приоткрыл было рот, чтобы остановить начинающуюся ссору, но тут в комнату вошли еще двое. Один толстый, усатый, слегка перекошенный, второй с глубоко посаженными глазами душевнобольного.

- Нет, вы послушайте! - всплеснул пухлыми руками толстый. - Я написал гениальное! Это должны услышать люди! Они услышат и режим рухнет, непременно! Слушайте! Листая старую тетрадь расстрелянного либерала...

- Типун тебе на язык, Дима! - взревели хором все. Кроме Волкова, Германа Семеновича и душевнобольного.

- Нет, а вы представьте! Миша такой выходит. Весь в блестках и эполетах. И такой... Листая старую тетрадь...

- НЕТ! - опять взревели все.

- Главное, ничего менять не надо! - опять всплеснул руками толстый, склонив голову. Кудряшки его смешно запрыгали на круглой голове. - Там же все про нас, про нас!

- Не про меня, - отрывисто сказал душевнобольной. - Я не либерал. Я коммунист.

- Ой, Сережа, из вас коммунист, как из меня монашка, - жеманно улыбнулась Юля-грушеобразная.

Сережа покосился, но ничего не ответил.

- Да ладно вам, ребята! Давайте дружить! Ведь мы сегодня все... Все по одну сторону баррикад! Давайте споем, а? Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропаааасть по одиночкееее!

Она схватила одной рукой блондина, второй патлатую и начала ритмично покачиваться.

Патлатая брезгливо выдернула руку, блондин закатил глаза:

- Да, Глезда, вам самое место быть министром культуры. Через неделю вся страна эту песню строем петь будет.

- Кроме отмороженных совков! - подняла указательный палец грушевидная и захихикала. - Эх, сценаристы идут, сценаристы идут...

- Это вы к чему? - не понял толстый Дима.

- Ну... Я тоже сочинила волшебный стих. Помните, у Межирова? "Коммунисты, вперед!"? Так вот, на самом деле он говорил совсем другое, про нас народных либералов и сценаристов. Это аллюзия, метафора, если хотите. Дима, ну вы же великий поэт, вы же понимаете... Нет, вы, конечно, гениальнее, но ведь есть что-то в этом: Ах, сценаристы, вперед... - Глезда опять закатила глаза, словно собираясь упасть в обморок. Но ее опять перебили:

- Господин Волков, каково ваше отношение к Сталину? Это очень, очень важный вопрос. Это, так сказать маркер, лакмус и оселок современного человека. Любая свободолюбивая личность понимает, что палач, упырь и кровопийца... - толстый заквохтал словно глухарь на токовище, сам задавая вопросы и сам же на них отвечая. Собеседники ему не требовались, ему требовались слушатели. Ну и зрители.

- Почему же кровопийца? - перебил открывшего рот Волкова Герман Семенович.

- Как? Ведь он же заморил руками Гитлера Ленинград, а Ржев? Что вы скажете про Ржев? Ведь там же полегло в русскую земельку два миллиона простых солдат, серой массы. Как скотинушку их вели на убой!

- Ну, положим, не два миллиона, а триста шестьдесят тысяч...

- Я считаю, что два миллиона, значит два миллиона! - вспыхнул толстый.

- А ведь Сталин руками и Маннергейма душил блокадный Ленинград...

- Не трогать Карла-Густава! - взвизгнула Юля-патлатая. - Он герой! Он царский генерал!

- Так ведь Путин цветы ему на могилу возлагал, - невинно заметил Герман Семенович.

Собрание оцепенело. Но, буквально, на секунду. Тут же они начали орать друг на друга.

- Это провокация, типичная гебистская провокация! - орала Юля-грушеобразная, роняя очки на стол с яствами.

- Нам надо отречься от Маннергейма, - замахал короткой рукой Шмукля. - Это позор, быть замазанным в сотрудничестве с Путиным!

- Люстрировать Финляндию! Как они могли! - гневался толстый Дима. - Я немедленно пишу поэму на сынов степей чухонцев! Сумасшедшеглазый сардонически хохотал. Волков же почувствовал тонкую грань, отделяющую разум от безумия.

- Господа! - вдруг хлопнула рукой Юля-патлатая.

Волкова опять передернуло.

- Господа, - повторила она уже тише. - Мы тут зачем собрались? Герман Семенович, гость это хорошо, мы согласны его сделать послом в свидомой Украйне, в конце концов доверим ему водрузить жовто-блакитный флаг на Спасской башне...

- На Украйне, - поправил ее блондин. - Или в? Я запутался...

- Леша! - резко развернулась патлатая к блондину. - Хватит поправлять МЕНЯ!

- Да молчу я, молчу... - поднял примирительно руки Леша-блондин.

Тут Волкова тронул за локоть Герман Семенович и подмигнул ему, кивнув на дверь.

Лейтенант послушно поднялся, поставив недопитый бокал на стол.

- Мы удалимся, господа, а вы тут продолжайте.

Повел он лейтенанта не к выходу, а к неприметной дверце в дальней стене кабинета. Вслед им завидующе посмотрели Шмукля и Глезда.

Дверь отъехала в сторону, как в купе, а потом мягко закрылась.

Звуки исчезли совсем. Только легкая вибрация пола напоминала о том, что там, внизу, все еще дико скачут пьяные люди под бешеную музыку.

- Фуууу... - облегченно выдохнул Герман Семенович и плюхнулся на диван. - Садись, бери что хочешь.

Он кивнул на стол. Там опять белели и темнели разнообразные бутылки.

- Спасибо, - отказался лейтенант. - Может быть, я уйду?

- Посиди немного. Устал я от этой... От этой дряни. Хоть с нормальным человеком поговорить.

- Я нормален, по вашему мнению?

- Вполне. Не то, что эти, - презрительно кивнул лысиной Герман Семенович.

- Кто эти люди?

- Элита! - поднял палец собеседник. - Так сказать, тайное правительство будущего. Хотят свергнуть режим, восстановить свободу, все такое.

- А что, они не свободны?

- Более чем.

- Что им тогда не хватает?

- Мозгов. И совести.

- Зачем вы меня сюда привели?

Герман Семенович поднялся с дивана, подошел к столу. Взял одну бутылку, повертел, поставил на место. Потом взял другую, опять поставил, обернулся:

- Волков Алексей Владимирович, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения. Родители - неизвестны. Социальное происхождение: неизвестно. Атеист. Член ВЛКСМ с 1935 года. Воспитанник трудовой коммуны имени Дзержинского. Выпускник Одесского пехотного училища имении Климента Ефремовича Ворошилова.