Алексей Гришин - Выбор офицера

— Действуйте, только с оружием ничего не выйдет — оружейка-то заперта.

— Тогда подготовьте нам шпаги либо преподавателей, либо солдат охраны. И не забудьте лом прихватить или что-то еще, чем дверь ломать.

С этими словами я умчался в казарму за сажей, беличьей кисточкой, лупой и куском мела, оставив де Ри решать вопрос с оружием и вызовом д’Оффуа.

О последнем надо сказать отдельно. Сей юноша являл собой классический пример дворянина шпаги. Ниже среднего роста, плотный и ловкий, как обезьяна, с круглым добродушным лицом, он меньше всего походил на будущего офицера.

Этот младший сын разорившегося дворянина не имел за душой ни динария. Отец где-то наскреб денег на учебу и на этом счел свой родительский долг исчерпанным. За все время, проведенное в Клиссоне, шевалье д’Оффуа не получил из дома ничего. Зато у него была светлая голова и редкое упорство. По результатам тестов и контрольных работ он прочно удерживал второе место, а поскольку граф Амьенский отказался от стипендии лучшего ученика, она и досталась д’Оффуа. Посему молодой человек мог себе позволить расслабиться в воскресенье не только с бутылкой вина, но и с какой-нибудь не слишком скромной горожанкой.

А еще д’Оффуа был влюблен в графа Филиппа. Не поймите превратно — педерастии в Академии не могло быть даже в мыслях. Д’Оффуа им восторгался, брал с него пример, можно сказать — считал ориентиром, которого никогда не достигнуть, но к которому надо стремиться. И при этом был его ближайшим, может быть единственным другом. У де Бомона, как я говорил, были прекрасные отношения со всеми, но только с д’Оффуа он мог вести длительные беседы в стороне от других курсантов на какие-то только им известные темы. О чем они говорили, никто не знал, но было видно, что это разговор уважающих друг друга людей, не придающих значения разделяющей их социальной пропасти.

И именно д’Оффуа был единственным известным мне человеком, который не только знал пассию графа, но и знал, где она живет и где они встречаются. Конечно, эти подробности он никогда бы не рассказал никому, но в крайней для графа ситуации помочь мог только он, точнее — имеющаяся у него информация. Потому я и попросил де Ри привлечь шевалье к нашему мероприятию.

Обо всем этом де Ри не знал и ввел д’Оффуа в курс дела так же, как и меня. В результате, вернувшись из казармы, я застал однокурсника в состоянии полного обалдения. Все-таки для шестнадцатилетнего мальчишки, даже одаренного воина, мысль, что рядом с его ближайшим другом произошло убийство, кажется невозможной дикостью.

Но, в конце концов, шпаги и кинжалы для нас нашлись, и группа в составе начальника Академии, начальника курса, двух курсантов и двух солдат выдвинулась в город.

По дороге договорились с де Ри, что в любом случае в квартиру каптенармуса войдем только вдвоем под предолгом необходимости начальнику все осмотреть, а мне — записать результаты его осмотра. Остальные пусть ждут за закрытой дверью — нечего им смотреть за моими действиями — слишком много неприятных вопросов у них может возникнуть.

На место прибыли в одиннадцать часов. Как выяснилось, каптенармус жил на втором этаже двухэтажного каменного дома. Поднявшись по темной лестнице, мы оказались перед закрытой на врезной замок аккуратной дверью, из-под которой действительно вытекла жидкость, похожая на кровь. К нашему приходу она уже засохла. Не лужа, конечно, так, пятно, но все-таки…

По команде де Ри солдаты взломали дверь, мы вдвоем вошли и, как и договаривались, эту дверь прикрыли.

Пришло привычное спокойствие, как в старые времена перед серьезной работой. И пусть я находился не на той службе, но земляк рассчитывал на помощь, а значит надо собраться и вспомнить былое.

Прямо около входа на спине, ногами к двери лежал каптенармус. Из его груди торчала рукоять кинжала. Крови из раны вытекло немного, однако пол оказался наклонен, потому она и оказалась в коридоре.

Жил каптенармус в комнате примерно пять на пять метров. Ни кухни, ни туалета не было. Видимо, питался в трактире и в столовой Академии, а удобства были на улице. Узкое окно в правой стене по поздней осени было закрыто ставнями, в мелкие щели которых едва пробивались тонкие солнечные лучи. Для детального осмотра комнаты их пришлось открыть.

Ну что же, обстановка небогатая, типично холостяцкая — платяной шкаф, комод, стол с придвинутыми тремя стульями и аккуратно убранная широкая двуспальная кровать. У стены напротив окна камин, около которого сложена небольшая горка наколотых поленьев. К камину прислонена кованая кочерга. В углу — пустой ночной горшок. На столе тарелка с нарезанными кусками сыра, наполовину пустая бутылка неожиданно очень дорогого вина, кремень и кресало. На комоде бритвенные принадлежности и три бокала — два чистых, на дне третьего подсохшие остатки вина. Над комодом висит маленькое зеркало. В комнате идеальный казарменный порядок — полы чистые, пыли нигде нет. Только на подоконнике несколько красных пятнышек, похожих на винные. А ведь каптенармус — человек не из бедных, лейтенант все же. Мог бы жить и побогаче, тем более в Клиссоне — чай не столица, цены здесь пониже. Впрочем, это не мое дело.

Далее, что можно сказать об орудии убийства? К сожалению, много. Кинжал, полированная нефритовая рукоять которого украшена большим турмалином, мне знаком — это кинжал моего однокурсника — графа Амьенского. Вероятность ошибки исключена — на гарде царапина, которую граф нанес при мне, когда неловко провел точильным бруском. Я ее запомнил потому, что расстроился он тогда сильно. Как же, фамильную вещь попортил, теперь ее надо в ремонт отдавать. Ага, из-за царапины на гарде, у богатых действительно свои причуды.

И главное — осмотр трупа. В правой руке покойника зажат кусок кружевной ткани, точнее был зажат, потому что сейчас кисть раскрыта. Нетрудно догадаться, что ткань оторвана от одежды, в которой вчера был одет граф. Около левой руки лежит подсвечник, чуть дальше — погашенная свеча.

Каптенармус одет в штаны и легкую нижнюю рубашку навыпуск. На ногах шерстяные носки и теплые меховые тапочки.

Еще приметный момент — пострадавший лыс, как бильярдный шар. На затылке, в месте соприкосновения с полом, гематома, именно гематома, а не трупное пятно.

Теперь попытаемся установить время смерти. Конечно, я не врач, но кое-что помню, воспользуюсь хотя бы этим. Градусников здесь нет, поэтому точное время не определить, но примерное — попробуем. По ощущениям температура в Клиссоне чуть больше десяти градусов, запоминаем, очерчиваем мелом контур вокруг тела и, помолясь, приступаем.

Крови вытекло относительно немного, значит, смотрим трупные пятна. Они явно выражены, при надавливании не исчезают, но бледнеют и медленно восстанавливаются. Положение тела пока не меняем — ждем представителей закона. Теперь трупное окоченение. Явно выражено, поза трупа фиксирована, но для очистки совести проверяем все группы мышц. Да, все фиксировано… Стоп! Пальцы левой руки скрючены и разгибаются тяжелее, чем пальцы правой. Явно тяжелее! Ой, как интересно! Не отвлекаемся, смотрим дальше.