Алексей Гришин - Выбор офицера

От былой расслабленности руководителей гильдии не осталось и следа. Теперь я видел перед собой матерых хищников, защищавших свою территорию. Собранные лица, пронзительные взгляды.

— То есть ты утверждаешь, что твой командир навел на вас разбойников и ты до сих пор жив? Кому ты рассказываешь сказки, мальчик? Да я немедленно посылаю за полицией! Сами просрали караван, трусливо сбежали, наниматель отказался платить, и ты решил срубить денег с гильдии? — Богарэ со злостью ударил кулаком по столу. Громко так, наверняка в приемной услышали — вот секретарю радость-то.

— Никто никуда не бежал, караван дошел до Булони и вернулся без потерь, а наниматель расплатился полностью, — я твердо решил не реагировать на хамство. В конце концов, моя задача — отстоять деньги, а не скандал устроить.

— Тогда какого черта ты приперся? Плати взнос в гильдию и убирайся! Не видишь, мы делом занимаемся.

— Так, господин Богарэ, я ж потому к Вам и пришел — за что платить то?

Было очень интересно наблюдать, как менялись выражения лиц собеседников. Причем менялись синхронно, словно все было заранее отрепетировано. Теперь эти лица стали удивленными.

— Как за что? Читай контракт, пункт седьмой, там прямо написано — двадцать процентов контракта выплачивается гильдии. — Коллеги Богарэ кивнули головами, опять синхронно — точно тренировались, интересно только когда?

Ну что же, делать удивленное лицо и я умею, наверное, забавно наш разговор со стороны смотрится.

— Действительно, — я положил на стол контракт, — в седьмом пункте написано «За исполнение своих обязательств гильдия получает двадцать процентов оплаты, выплаченной нанимателем».

— Ну, так в чем дело? Решил поумничать? Так я тебя умничать отучу на всю жизнь. Набью морду в воспитательных целях, потом спасибо скажешь. Уйди с глаз долой, не доводи до греха.

— Ну как же, господа, читайте сами, пункт шесть контракта «Гильдия обязуется предоставить членам отряда квалифицированного и благонадежного командира». А разве вы его предоставили?

— Ты что, намекаешь, что мы организовали нападение? — опять грозный вид. А ведь действительно, будь мне и в самом деле семнадцать лет — бежал бы от этих страшных дядек, не оглядываясь. Но это если бы да кабы…

— Ни в коем случае, господа. Но согласитесь, что обязательства гильдия не выполнила.

— Значит так, мальчик, или ты немедленно, я подчеркиваю, немедленно платишь деньги и исчезаешь из моей жизни навсегда, — Богарэ говорил очень тихо и даже почти вежливо, но его покрасневшее лицо реально пугало, человек явно едва сдерживался — либо я подаю на вас в суд за клевету на уважаемого командира, которого здесь все знают и не просто так на должность поставили.

— Разумеется, господин Богарэ, подавайте в суд, но сначала ознакомьтесь с этой бумагой.

И я передал ему заверенную нотариусом копию показаний Фурнье в суде Амьена.

Богарэ схватил бумагу, прочитал, а потом демонстративно разорвал.

— Мне плевать, что наплел этот купчишка, чтобы не платить за сопровождение!

— Осмелюсь обратить Ваше внимание, что Вы в присутствии троих свидетелей разорвали документ, заверенный королевским нотариусом, — я позволил себе улыбнуться.

Ситуация поменялась. Демонстративно разорвать такой документ — значит высказать публичное недоверие к представителю короля. Это, конечно, не оскорбление величия, но очень, очень близко. И это понял не только Богарэ. Его заместители оказались в очень щекотливой ситуации. Если я заявлю о произошедшем официально, им придется либо свидетельствовать против своего начальника и, вероятно, друга, либо стать лжесвидетелями по коронному процессу. А это будет именно коронный процесс, с ним шутки плохи.

Ладно, успокоим господ, я не зверствовать сюда пришел.

— Но, слава Богу, у меня есть еще одна копия, — теперь все трое дружно выдохнули. Да что же это за синхронное переживание, в конце концов! — Кроме этого, у меня есть заверенные показания атамана разбойников и копия показаний одного из нападавших, заверенная одним из судей Амьена и городским палачом. Если будет необходимо, я получу в Амьене еще много доказательных документов. Вы действительно хотите продолжить разговор в суде?

Мои собеседники переглянулись, и решение было принято. Действительно, слаженная у них команда.

— Черт с тобой, давай контракт.

И Богарэ сделал на нем отметку об отмене взноса в гильдию в связи с особыми обстоятельствами, остальные поставили заверительные подписи.

— Ты откуда такой взялся?

— Издалека, мэтр, из Прованса.

— Слушай, Жан Каттани, я тебя как человека прошу, вали отсюда. Наемники в Лионе больше наших зарабатывают, если хочешь, я тебе даже рекомендацию напишу, только сделай милость, исчезни из Парижа, пожалуйста. Не вводи в искушение, еще раз тебя увижу — не обижайся, но вот этими руками в порошок сотру. Хорошо?

Ну а мне что — жалко? Да ради Бога, я больше наемничать точно не собирался, так что пообещал вполне искренне.

Зато из кабинета вышел гордый и красивый! А народ в приемной смотрел разочарованно — не удалось им увидеть, как меня Богарэ за шиворот выкидывает и пинком проважает.

Что же, спасибо мэтру Ренарду, не затаил видать обиду, ну или запрятал ее далеко. Только без этих бумаг туго бы мне пришлось, а так еще более восьмисот либр в общий котел упали.

Пришел к товарищам, честь по чести со всеми рассчитался, пожал каждому руку, а в конце хотел с Мартой поговорить. Ну, о своих мыслях о ее лечении. И не смог. Эта коза куда-то исчезла, причем ловко так. Вот только что сидела напротив, но только я отвлекся — и все, нет ее, даже деньги ей передать не успел.

Я не просто весь рынок обежал, я всю лигу наемников на уши поставил, я землю рыл, ну, в конце концов, я что, искать не умею? И Марта же не мышка серенькая! С ее ростом, фигурой, да с маской на лице в толпе при всем желании не затеряешься. А вот ничего. Не смог ее найти. И задуматься бы тогда мне, дураку, с чего бы женщина так прятаться стала — нашел бы запросто. Ан нет — злость и обида, видите ли, мозги затуманили. Профессионал, прости Господи, пальцем деланный, тридцать лет стажа. Как мальчишка в эмоции ударился. И ведь не любовь какая, близко нет — обида, как же, я же как лучше хотел! А меня, всего из себя благородного, не поняли. Дурак он и есть дурак. В смысле я.

Вот в таком образе непонятого рыцаря я и возвратился в Клиссон. До начала занятий оставалась неделя, и я провел ее в обществе прекрасной Сусанны, которая за лето заметно вытянулась, но все еще оставалась девчонкой — нескладной, наивной и задорной. Надо сказать, что эта маленькая егоза действовала на меня как ластик, прекрасно стирающий с души все горести и тревоги. В ее изумрудных глазах плескалась такая радость жизни и бесконечное доверие! Неужели всего через несколько лет этот черноволосый ангел превратится в расчетливую интриганку, может быть даже королевскую фаворитку? Не хочу, но от меня-то что зависит… Однако это потом, а сейчас мне хорошо — на душе светло и жива надежда, что в мире есть не только грязь.