Игорь Шенгальц - Ксенофоб

На особом же месте — постаменте с глубокими креслами, сидели трое. В центре сухой старик с глубокими морщинами, справа от него тоже неизвестный мне тип, крупный, с наглой мордой, а слева — мой старый знакомец Салданов.

Ритер-баронет улыбался, глядя на арену, а как только заметил мой взгляд, даже чуть кивнул, приветствуя.

И как только увидел этот кивок, я сразу понял, кто именно являлся инициатором моего пленения. Генри почувствовал себя глубоко оскорбленным. Генри решил отомстить и нанял охотников, дабы те похитили меня и привезли в нужное место. Генри решил идти до конца, выставив меня, уважаемого и известного человека, консультанта императора по особым вопросам, многократного спасителя человечества на арену в качестве рядового бойца.

Мне бы следовало оскорбиться.

Вот уж где он просчитался. Если бы Салданов озвучил прилюдно для всех здесь сидящих хотя бы часть моего обширного резюме, то ставки выросли бы многократно. Но откуда ему знать, кто я такой и чем знаменит, если большая часть моей биографии подпадает под гриф «совершенно секретно».

Гонг пробил еще раз, и трехметровые ворота в левой части арены разъехались в стороны.

На песок арены ступили двое одинаковых людей. Одетые, словно древние гладиаторы, в набедренные повязки с поясами, длинные поножи на левых ногах, шлемы и кирасы, они держали в руках классические гладиусы [18] Гладиус — римский короткий меч до 60 см. и щиты. Выглядели они грозно.

— Два опытных бойца, известные вам Марк и Лукреций, преподадут урок смирения нашему гостю!..

Я наконец увидел комментатора поединка. Высокий, с неприятным лицом (тут других и не водилось), он стоял чуть в стороне от трибун на возвышении и орал в рупор:

— Другими словами, они его усмирят. На все про все у них есть десять минут. Время пошло!

Гонг ударил в третий раз, и поединок начался.

По плавным, скользящим движениям поединщиков я сразу догадался, мне тут не выжить. Может, в массовом поединке я бы сумел где-то затеряться, но когда на тебя целенаправленно прут два подготовленных убийцы с мечами в руках, а твоя сабля имеет герб несуществующего ныне государства [19] Царство Польское признало власть императора Руссо-Пруссии и прекратило свое существование как отдельное государство еще в прошлом столетии. , то поневоле задумаешься, а верный ли способ заработать на жизнь ты себе когда-то выбрал.

Моя ли удача или невезение противников, но первую атаку я пережил. Один удар парировал — и сабелька не переломилась, от второго увернулся, а потом отступал и отступал шаг за шагом, пятясь, словно черепаха на пляже. Вот только прочного панциря за спиной у меня не имелось, а то бы спрятался, честное слово, от греха подальше и не высовывался бы несколько дней.

К сожалению, побыть спокойной черепахой мне не дали. Вторая атака обошлась мне первыми потерями — конец гладиуса вспорол правый рукав сорочки вместе с предплечьем, кровь закапала на песок. Во все времена существуют арены и те, кто на них умирает. Так было, и так будет. Я не исключение.

Но я хотел чем-то отличиться. И, кажется, сумел это сделать.

Поединщики были очень опытными, не знали они одного: мой порог чувствительности и восприимчивости сильно занижен после некоторых событий прошлого, а способность быстро восстанавливаться, напротив, чрезвычайно развита.

От меня ждали вялого сопротивления, может, попытки бегать по арене в надежде отбегать положенные десять минут и остаться в живых, а может, мольбы о пощаде. Кто знает?

Я же, получив рану, пошел в атаку.

Зрители восторженно заорали. Видно, здесь не привыкли к столь наглому поведению новичков, но восприняли это с энтузиазмом. Новизна всегда к месту.

Фехтованием я занимался ровно столько, сколько требовалось в рамках подготовки боевого десант-риттера. Слава богам, что эта дисциплина традиционно входила в программу, так что с какой стороны держаться за саблю, я знал.

Так же я прекрасно помнил, что существует только две тактики ведения боя: долгая и осторожная, с попытками отыскать слабое место в обороне противника и в какой-то момент использовать это знание, и вторая — яростная атака по принципу неистового гасконца, моего самого любимого героя у Пушкина-Дюма. Требовалось увеличить скорость движений в два, а лучше — в три раза.

Гасконцу в тот раз помогла молодость, мне же — прощальный подарок Люка. Лишившись части сердца, точнее, отдав свое сердце птенцу, я получил кое-что взамен.

Рубец от шрама обжег мою грудь словно огнем, и время замедлилось. Я сделал это не специально, так получилось само собой, но я сразу понял, что произошло, и не медля — неизвестно как долго продлится эффект — напал на противников.

Сабля — хорошее оружие. Первому я подрубил ноги — он и дернуться не успел, второго рубанул наотмашь по шее — как раз в зазор между шлемом и кирасой. Брызнуло красным во все стороны, капли летели медленно, я отступил на пару шагов назад, и тут действие подарка Люка окончилось. Все вернулось к естественной скорости восприятия.

Со стороны, думаю, это выглядело красиво: мгновение, и грозные противники повержены, а герой стоит чуть выставив одну ногу вперед и надменно глядя по сторонам.

Враги же его, опытные бойцы, падают на песок. Один хватается за перебитые сухожилия на ногах, что-то крича. Второй мертв, ему уже не помочь.

— Молодец! Убей! Крови! — начали скандировать трибуны. — Добей! Добей! Добей!

Но я демонстративно плюнул в сторону главных кресел и сменил позу на более расслабленную. Добивать раненого я не собирался.

Дальние ворота вновь распахнулись, и несколько слуг утащили тела поединщиков, при этом обращаясь с живым, как с мертвым, одинаково равнодушно. Я крепко сомневался, что единственно выжившим займется местный доктор, скорее прирежут по-тихому — все равно станет калекой...

Все это не мои проблемы, и меня они не занимали. Я свое дело сделал — выжил в первом бою, и теперь ждал, что Салданов придумал для меня еще.

— Это был бой, который запомнит каждый здесь присутствующий! — вновь заорал в свой рупор ведущий. — Это бой-легенда! Невероятная техника, изумительная скорость и милосердие! Да, дамы и господа, милосердие — вот каков он, Кирилл Бреннер!

Трибуны ликовали. Хоть я и не пошел на поводу толпы и не добил раненого, мне это простили. Я приглянулся толпе, хотя мне было на нее наплевать.

— Но наш вечер еще не закончен. Нам предстоит последний, самый интересный общий поединок!

Я видел, что на главной трибуне Салданов что-то яростно шепчет на ухо старику, но тот сидел недвижимо, с видом каменного изваяния, и никак не реагировал на риттер-баронета.

— Все прошедшие первый круг получают шанс на жизнь и удовольствия. Им нужно лишь пройти второй круг, и все блага мира к их услугам!