Виктор Сиголаев - На все четыре стороны [litres]

Как их вообще сюда пустили? По этим временам власти их особо не празднуют. И куда только дорожная милиция смотрит?

Мелкая чумазая детвора уже обступила Козета плотным кольцом и монотонно подергивала его за штанины, не забывая при этом чего-то жалобно клянчить, да так виртуозно, что практически не мешала вдумчивому монологу ведущей Кассандры. Чаялэ постарше как бы невзначай блокировали все подходы к клиенту, широко развернув огромные цветастые юбки так, словно были готовы в любой миг удариться в пляс и зажечь не по-детски «Цыганочку» с выходом. Но… покамест не зажигали. Работали «лоха» тихо, грамотно и плотно.

Сан-Саныча, конечно, голыми руками не возьмешь, да и не мальчик, поди, знает, что это за публика, да только…

Чего он завис-то?

– …Когда у человека сердце каменное, никому он добр не будет. Только издали на такое сердце и можно полюбоваться, что на статую. Да только что ты там сквозь камень разглядишь-то?

Что она несет? Ерунда какая-то.

– Близко, близко счастье твое ходит, и готовым тебе к этой встрече нужно быть постоянно, потому что сердце у избранницы твоей – камень, хоть и глаза у нее добрые. Вижу я, как мается душа твоя, а мысли ненужные разбегаются по сторонам, что тараканы…

Она что, гипнотизирует его?

А он? Чего он ушами-то хлопает? Мелкие попрошайки вон кармашки уже ему наглаживают на брюках, нежно и с любовью. Выщупывают чего-то там себе…

– …А как спросит тебя Ирина, свет твой ненаглядный, чего кручинишься, мол, так солнечный луч лба твоего коснется, обогреет и успокоит. Ты пусти этот свет внутрь себя, прогони темень и в чисто поле иди светлый, чистый…

«…И голый», – автоматически про себя закольцевал я логическую цепь.

Вон оно что!

Ляпнул, стало быть, Сан-Саныч тут неосторожно, что зазнобу его Ириной кличут, и… попал под местный «зомбоящик», «мама» не успев вякнуть.

М-да. И на старуху бывает проруха.

Спасать надо учителя моего. Да так, чтобы желательно без скандала и милиции.

Как там здороваются-то ромэлы? Помню еще, кажись…

– Дэвэ́с лачо́! [2] Добрый день! ( цыг .) – выкрикнул я в спину цыганке, подобравшись к ней почти вплотную.

Та слегка вздрогнула, но «работать» Козета не перестала. Даже голову повернуть не соизволила. Я же в свою очередь прямо кожей почувствовал, как слева и справа на меня нацелились сюсюкающие от умиления две цыганские гражданки – как же, такой маленький «рус», а умеет здороваться как ромы. Группа подстраховки, мать их.

– Скверна! – выкрикнул я еще громче. – Юбку свою от мужика убрала! Сегэ́р! [3] Быстрее! ( цыг .)

Подстраховщицы справа и слева шарахнулись в разные стороны, подобрав под себя многочисленные одежды.

«Скверна» для цыган – широко распространенная табуированная категория.

Причем это табу имеет ярко выраженные гендерные привязки. Цыган-мужчина никогда не позволит такого напора к собственной персоне, какой сейчас цыганские дамочки демонстрировали по отношению к моему лопоухому боевому брату. Он же «рус», «га́джо», чего с него еще взять? К слову, даже зацепить мужика женской юбкой – это уже «скверна». Оттого-то у цыганских гражданок так распространены в нарядах огромные пестрые передники. Так сказать, в антисептических целях при общении с мужчинами.

Главная аниматорша медленно повернулась и пристальным взглядом вцепилась мне в переносицу. Наивная. Можно подумать, что я сейчас описаюсь от ужаса.

Дешевые прихватки.

– Что смотришь, родная? – нагло уставился я на нее в ответ. – Не узнаешь, что ли?

Настороженное молчание.

Заявлена «скверна», а я хоть и восьмилетний, но мужчина. Надо знать цыганские обычаи, чтобы понять, насколько это весомо. Хотя детям, к слову, об этом трындеть не положено. Вот и непонятно старой цыганке, что здесь вообще такое происходит.

– Не узнаю, бриллиантовый ты мой. Кто ты, мальчик, и зачем слова дурные говоришь мне? Нельзя детям замечания делать взрослым людям. Не по обычаю это…

Я театрально выбросил руку перед собой, открытой ладонью вперед. Типа, молчать, смертная.

Она пресеклась на полуслове.

– Шувано́! Шу… Ви… Ха… Но… – с расстановкой произнес я, стараясь голосом брать тональность пониже. – Чувно́.

Все это означает одно – «колдун». Во всех его фонетических интерпретациях, что помнил.

Причем именно «колдун» мужеского полу, что в мифологии цыган – большая редкость. И без вариантов имеет темный и злобный окрас, в отличие от добрых колдуний-ведуний. Откуда знаю? Не поверите – в училище был преподаватель с цыганскими корнями, да не какой-нибудь, а по курсу ППР, «партийно-политическая работа». Среди курсантов называлось – «посидели, по… говорили, разошлись».

Вот и запомнились побасенки.

За моей спиной тихо ахнули и зашуршали юбками от греха подальше. Цыганка заметно побледнела. Чумазая детвора, только что охаживающая Козета, шумно сыпанула на все четыре стороны.

Из-за плеча оцепеневшей пророчицы выглянул Козет, оторопело хлопая глазами.

Возвращается, стало быть, к реальности, горемыка.

В принципе, дело сделано, мой инструктор спасен. Кайф я этим мелким вымогателям обломал. Теперь нужно как-то финализировать ситуацию – вон старая ведьма вылупилась и непонятно чего от меня ждет. Чуда, наверное. Сожалею, мадам, фаерболов не будет.

Я вздохнул и стал медленно расстегивать пальто.

Что же тебе продемонстрировать, наивная ты наша? Извини, жабьи лапки и вороньи черепа дома оставил. В избушке на курьих ножках. Небрежно сбросив верхнюю одежду на землю позади себя, я стал делать мудреные пассы руками, не сводя глаз с цыганки. Между прочим, из комплекса «тайцзи-цюань», Ирина была бы мною довольна. Меряя замысловатыми шажками контуры «великого предела», медленно наплывал на оторопевшую зрительницу, которая в ожидании «чуда» была на грани истерической паники. Хотя и не без доли болезненного любопытства.

Неожиданно я сломал плавный темп, залихватски ухнул, подпрыгнул и сделал простенькое сальто назад, приземлившись на полуколено и мрачно уставившись на землю перед собой. А-ля Терминатор ибн Шварценеггер ваккурат после перемещения из будущего.

Медленно, очень медленно, по миллиметру стал выпрямляться. Музыки только не хватало, с барабанами, как в фильме, – та́дам-пам-паба́м… тадам-пам-пабам…

Мрачный киборг поднимает голову и концентрирует свой взгляд на… на Сан-Саныче? Э! А где почтенная публика? Аплодисменты, все дела? Цыганки не было. Дематериализовалась. Выскочила из моей терминаторской реальности. Какой же все-таки суеверный народ!

– Ты чего это такое исполняешь? – обыденно поинтересовался у меня Козет, напрочь игнорируя торжественность момента. – Шизанулся?

Свинтус неблагодарный. Лучше бы карманы свои проверил.