Виктор Сиголаев - На все четыре стороны [litres]

– Любая инфа пригодится, – рассеянно заметил я. – А ненависть… это «осаднюки» постарались. Наслышан я про их художества на Западной Украине. Народ же после них Советскую власть как манну небесную встречал! В тридцать девятом…

– Пока другие хозяева не пришли, – сказал Пятый. – Некоторые оборотни в два счета перекинулись! Не все, конечно. Справедливости ради надо сказать, что против фашистов билось большинство, и дралось это большинство на совесть.

– Да-да, – пропустил я «агитку» начальника мимо ушей. – И бились, и дрались. Только их очень быстро угомонили. Зондеркоманды с шуцманшафтом. И не без помощи услужливых односельчан, между прочим.

– Информация для служебного пользования, – посуровел Шеф, вспомнив, наверное, что именно наша Контора была на острие западноукраинской проблемы. – Тут мне другие интересные вещи из Германии сообщили…

В санузле спортзала скрежетнуло.

Там в душевой секции у нас есть фальшпанель, за которой оборудован черный ход, ведущий наружу, в одну из подсобок открытого детского бассейна рядом с Дворцом пионеров. Судя по звукам, к нам спешил присоединиться кто-то из наших. Кто-то достаточно крупный и шумный…

– Здрасте, Сергей Владимирович. Старый, салют!

Козет собственной персоной.

Вчера и сегодня он с группой работал «в поле». Отрабатывали концы, оставленные злодеем, который тут намедни от щедрот своих угостил меня доской по затылку. Надо думать, что это и был… Степан Крохмалюк? Так легче стало?

– Без изменений? – с деланым равнодушием поинтересовался Шеф.

– Угу, – велеречиво подтвердил Сан-Саныч, переодеваясь в родную спортивную форму. – На спарринг пойдете?

– Не сегодня. – Шеф поднялся с дивана. – В двух словах по Крохмалюку: каким-то образом ты угадал с ранением этого фашистского прихлебателя. После разведшколы по молодости лет он был направлен в шуцманшафт, для обкатки, так сказать. На практику. Крови попробовать. Во время уничтожения села Кортелесы на Волыни был отмечен немецким командованием за непримиримость к врагам рейха. В деле указана особая жестокость при уничтожении гражданских лиц.

Я знал про трагедию Кортелес.

Историки вообще очень много знают. И помнят.

– Если он родом из Ратновского района, Кортелесы – это его родные места, его малая родина. Особая жестокость, говорите?

– Да. – Шеф глянул на наручные часы. – Все верно. Особая жестокость при уничтожении… своих собственных земляков.

– Учтем. Так что там с ранением? Вы начали что-то рассказывать.

– Я не забыл. Вообще-то это я тороплюсь, а не ты. Чего гонишь-то?

– Молчу.

– За Кортелесы Крохмалюк был приговорен местными партизанами к смертной казни. Заочно. Видимо, его зверства заметили не только немцы. Слухи пошли, разговоры, хоть в живых после посещения шуцманов в деревнях оставались единицы. А может, и братья по оружию его сдали. Партизаны тоже с ними не особо церемонились, когда в плен брали.

– Подстрелили?

Начальник опять недовольно поморщился.

– Убили практически. Пуля в голову навылет. При смерти был, но… выкарабкался, как на грех. За былые заслуги и под впечатлением чудесного воскрешения был отправлен в Крым на восстановление.

– Понял! – Это я очередной раз «обогнал паровоз». – Как на перспективном диверсанте, на нем поставили крест. Правильно? И отправили в охранную команду концлагеря «Красный». В Крымско-татарский шума-батальон. Я даже номер запоминал когда-то… А! Сто пятьдесят второй. Так?

– Уже можно удивляться?

– А то…

– Все верно. Все свои садистские наклонности он реализовывал на пленниках концлагеря. А за месяц до освобождения Крыма нашими войсками к нему и пришла эта… награда палача – значок с черепами.

– По которому мы его и вычислили, – напомнил я Пятому.

– Это все. – Начальник выразительно глянул на выход из спортзала. – Ирина докладывала про твою задумку. Сыровато очень и ненадежно. Впрочем… она уже у ветеранов. Попробует обкатать схему на одном из свидетелей прихода Кондратьева в павильон. Надо просчитать все варианты, проанализировать достоверность и вообще посмотреть на реакцию людей…

Рано! Рано это все. Торопятся гэбисты.

– Отзовите Ирину, Сергей Владимирович, – попросил я. – Позвоните в Совет, пусть дует на базу. У меня коррективы есть кое-какие, надо еще раз обсудить.

– Все, мне некогда, – отмахнулся Шеф. – Куратор ждет. Ирину отзову. Обсуждайте. Вечером доложите.

Умчался.

Как-то ровно отнесся он к моему очередному бзику по переиначиванию прежней идеи.

– Что за идея? – коротко поинтересовался Козет, разогреваясь на ковре для предстоящей тренировки. Это его излюбленное состояние – скакать и прыгать.

Я вздохнул.

– Сан-Саныч! Если ты будешь носиться по ковру во время моего рассказа, у меня голова открутится при отслеживании твоего местонахождения. Может, присядешь? Давай я чайку заварю. У нас цейлонский есть. Круто?

– Ну давай бульбулируй. Крутая гора.

Это Козет намекает, что не нравится ему этот непонятный молодежный сленг.

Он цапнул со стеллажа нож для метания, плюхнулся на диван и стал крутить смертоносную железку между пальцами. Сидя. Как я и просил.

– Значится, так, – начал я излагать свой прожект, параллельно готовя чайную церемонию. – Исходим из того, что убийца встретил Кондратьева случайно в павильоне ветеранов, когда тот ждал председателя. Надо полагать, что душегуб в этот ветеранский Совет вхож или даже там числится, согласен?

– Угу.

Кого я вообще спрашиваю?

– Я предлагаю распространить среди завсегдатаев Совета простенькую «дезу», касающуюся якобы обнаруженных списков персонала концлагеря. Сто процентов злодей на эту фишку поведется, к гадалке не ходи. Судя по тому, что он сотворил с Кондратьевым и его семьей всего лишь при потенциальной угрозе разоблачения.

– Фигня. – Козет в своем репертуаре. – Странно будет выглядеть распространение этой информации среди ветеранов. С какой стати нам трепаться с ними про секретные архивы? Публично?

– Во-первых, не публично, а персонально, – набираясь терпения, стал я отсчитывать ложки с заваркой для литра кипятка. – Свидетелей всего около пятнадцати. И кто-то из них либо связан с Крохмалюком, либо сам Крохмалюк и есть.

– А я так и не понял – кто такой Крохмалюк?

– Это потом. Считаем пока за подозреваемого. Подпольная кличка Красавец, ударение на «ец». Возможно, сейчас ходит под фамилией Нарбеков, это скорей всего. Я думаю, он позаимствовал документы у кого-то из сослуживцев в концлагере. У какого-то татарина с соответствующей фамилией. Так вот, сегодня пара воришек в школе натолкнула меня на одну детальку, которая в целях достоверности все поставит на свои места.