Василий Щепетнёв - Темные зеркала

Лернер переоделся в домашнее, костюм, заношенный до блеска, с заплатами на локтях и пузырями на коленях. Старый костюм, шился… Не так уж часто он шьет, можно и вспомнить. В Брюсселе? Нет, в Лондоне. Не к съезду, нет, просто при переезде пропал багаж. Пропал, сэр. Мы приносим извинения, такого раньше не случалось, компания готова возместить ущерб… Пришлось шить срочно и дешево, надо было в чем-то выступать, не в дорожном же. Самое забавное, что багаж вскоре сыскался, ах, недоразумение! Они с Надей долго гадали, чья это работа, охранки или партийных соратников. Мелочность и бессмысленность выдавали своих, возврат вещей — охранку. Сошлись, что и вправду вышло недоразумение.

Костюм оказался паршивым, как всякая дешевая вещь, и почти сразу был переведен в затрапез.

Ходики на стене стучали громко, представлялось, что это дятел долбит сук, на котором сидят нынешние мелкие тактики, кусошники, смердящие блудословы, но помогало мало — голова болела.

Скрипнула дверь. Надя пришла.

— Я припозднилась. Свалилась нежданная работа. — Она служила в управлении восточных железных дорог, по возрасту имела право на сокращенный день, могла и совсем не работать, но тянула воз вровень с молодыми. При увольнении — неизбежное поражение в категории. Да.

— Замечательно, — невпопад отозвался Лернер.

— Немецкая пунктуальность отошла в прошлое, как и исполнительность. Представляешь, до сих пор не утверждено гражданское расписание на зимний период. В последний момент вернули на переделку. Разгрузить шесть направлений, сдвинуть рейсы на дневные часы.

— Военные командуют?

— Они, но отдуваться нам, — Она показалась из прихожей, — У тебя все в порядке? Какой-то усталый. Давно дома?

— Усталый? — Он понял внезапно, что это — правда. Не было сил подняться с дивана, даже раскрыть книгу, и именно поэтому он встал, — Я чайку разогрею.

— Я сама, сиди, — Надя прошла на кухню, но оставаться одному не хотелось.

Кухня была просторной и пустой. Питаться полагалось на службе, в столовых, в домовых кухнях; немощным доставляли еду на дом. Самостоятельная готовка практически исключалась, разве мелочь — чай, бутерброд сделать, и то — категориям не ниже Б, имеющим доступ к буфету. Остальным готовить было не из чего, да и не на чем, газ из труб исчез давно, керосин — стратегическое сырье, а электричества полагалось по три киловатт-часа на человека. В месяц.

Мелочные обывательские мыслишки-насекомые одолевали Лернера. Надо, надо отдохнуть.

— Ты голодна?

— Нет, какое. Дополнительно кормили, за сверхурочку. Опять полнею, — Она хлопнула себя по животу. По тому месту, где когда-то был живот.

— Тогда оставь. Я тоже не хочу.

— Что? — Сейчас она действительно встревожилась.

— Мутит. Тошно.

— Ты устал. Ты опять устал, — Она взяла его за руку, вывела из кухни. — Голова?

— Немного. Чуть-чуть.

— Посиди.

Зажурчала вода из крана. Через минуту Надя вернулась: сложенное мокрое полотенце ловко положила на лоб, под спину подоткнула думку.

— Сбегаю за Гольцем.

— Не стоит, — неискренне воспротивился он.

— Ты сиди, — Она шуршала пыльником. — Я мигом.

Почему нет? Врач жил рядом, в соседнем подъезде, не раз обращался к Наде с просьбой устроить билет. Рад будет оказать ответную услугу, не говоря о том, что лечить жильцов дома вменено ему в обязанность. Лечиться по обязанности — фу! Лернер вспомнил, как без протекции (Надюша была в отъезде) удалял зуб. Увольте.

Компресс помог: прохлада проникла под череп, и мысли стыли, как стынет холодец на леднике. Или река, чистая, сибирская, прозрачная насквозь, но ударит мороз, и шуга прикроет все — отмели, камни, коряги — берегись, чужак!

Холодная струйка стекла за шиворот, и Лернер встал, передернул лопатками. Полотенце свалилось, и тотчас же затлел, разгораясь, жар головы, нижняя губа занемела.

Где же доктор? Крепясь, он прошелся по комнате, задержался у шахматного столика, где фигурки слегка запылились, столь долго стояла позиция партии с Максимом. Игралась партия третий год, ходы передавались в письмах, а писались они реже и реже. Недосуг. Забавы. Прошло время забав, давным-давно прошло. Или, напротив, вернулось? Все бросить и кончать жизнь в ветеранском собрании, командуя деревяшками, коли разучился управлять людьми?

Он резко смахнул фигуры. Звуки падения отрезвили и устыдили его. Лернер наклонился, поднимая с пола бессловесные армии. Нехорошо, если Надя заметит, огорчится.

С покрасневшим от прилива крови лицом он искал шахматы и выпрямился не раньше чем поднял последнюю пешку.

Успел к приходу врача.

— Что наш больной? — Гольц, толстый, шумливый, вкатился в комнату, — Э, батенька! По лицу ясно, ремонта не требуется. Крохотная профилактика, не более. На что жалуемся?

— Совестно вас беспокоить, право. Голова приболела немного.

— В висках стучит?

— Временами.

— Затылок давит?

— Когда наклоняюсь.

— Сердце?.

— Не чувствую. Изредка защемит, если быстро по лестнице поднимаюсь.

— Отлично, отлично, — Гольц раскрыл саквояж, старый, натуральная кожа, вытащил аппарат для измерения давления, молоточек, зеркальце, деревянную трубочку, — Раздевайтесь.

— Да у меня только голова…

— Раздевайтесь-раздевайтесь. Тепло, комаров нет, чего ж церемониться.

Лернер покорно сносил расспросы, постукивания, замес жцвота, сгибал и разгибал руки, приседал, послушно глядел в зеркальце, которым доктор слепил его, пуская зайчик.

— Позвольте коленку — постучать… М-да… А теперь встаньте, закройте глаза и указательным пальцем коснитесь кончика носа…

Потом мерялось давление, на одной руке, на другой, выслушивалось сердце, еще и еще…

Наконец, доктор вернул инструменты в саквояж.

— Нервы. Одни только нервы. Легкие — отличные. В сердце шумок, но пустяшный. Э-э… Стул нормальный?

— Да.

— Вот видите! — невесть чему обрадовался Гольц, — Рациональная диета При вашей конституции, доведись — ну, в порядке гастрономических фантазий, — доведись вам икру ложками наворачивать, всякие трюфеля с расстегаями — в год кондратий хватит. Полный прогрессивный паралич. А при диете — смотреть приятно.

Лернер торопливо застегивал рубаху.

— Значит, ничего страшного, доктор? — Надя пытливо смотрела на врача.

— Абсолютно. Главное — отдыхать. Не выматываться. Я микстурку пропишу, попьете недельку-другую. И обязательно гулять перед сном, полчасика ежевечерне. Сегодня и начните.

— А травы? Стоит травы пить?

— Ну… Пустырник, валериану… Не повредит.

Надя с Гольцем вышли в коридор, о чем-то зашептались. Конспираторы.

Заправив рубаху в брюки, Лериер попытался прислушаться, затем подошел к двери. Не вовремя скрипнула половица.