Леонид Жирков - 1855-16-08

Логинов ничего не ответил, всецело поглощенный примерным подсчетом сил противника.

Войска 'союзников' накапливались, формировались колонны, этот нарыв готовился прорваться в любой момент. Когда противник начал движение в трех разных направлениях, Анатолий Михайлович удовлетворенно улыбнулся и сказал:

- Все по плану господа, так и было задумано. Пора! Сигнал!

Три ракеты красного дыма, взвившиеся в небо в семь часов пятьдесят девять минут над наблюдательным пунктом командовавшего русскими силами штабс-капитана Логинова, подвели в русской армии черту над тактикой века девятнадцатого, и привнесли в военное искусство, тактику века двадцатого.

Одновременный огонь открытый четырьмя пулеметами 'Максим', начавшими рассекать свинцовыми струями огня тронувшиеся войска противника сосредоточенные на столь удобном участке, характеризовали закат плотных построений войск на удалении менее версты от обороны противника.

К горю 'союзников', возглавлявшие их войска командиры не знали, что русские не только не ушли от 'Трактирногн моста', напротив, они создали линию обороны нового типа.

Подчиняясь свисткам офицеров, русские стрелки начали залпами опустошать ряды противника. Но основная роль принадлежала пулеметам. Заранее вымеренное расстояние, позволяло пулеметам убивать вражеских солдат сотнями.

Меньше чем через тридцать секунд непрерывной стрельбы, открывшие первыми огонь четыре пулемета замолчали, чтобы пулеметчики продернули новые патронные ленты и снова были готовы к бою. В дело вступили вторые три станковых пулемета. Избиение не ожидающих такого солдат противника продолжилось с чуть меньшей интенсивностью. "Подбадриваемые" частыми залпами русских стрелков, раздающимися после сигналов свистком ротных командиров, те из солдат противника кто не растерялся и пытался выстроиться в шеренги для открытия огня, быстро отказались от этой идеи. Кто не был убит или ранен, был вынужден просто залечь и не дергаться в бесполезных попытках противостоять форменному расстрелу. Французы, турки и итальянцы валились с ног сотнями, стрельба в упор, по не ожидавшим этого людям, приводила к тому, что на расстоянии в сто сажений, пуля находила зачастую не одну, а несколько жертв. Досталось и лошадям, раненные животные, сбитые с ног пулями, даже не ржали, а визжали.

Только два очага сопротивления оказались в этом аду.

Двадцать первый полк Королевских Шотландских фузилеров, выстроившись согласно уставу в линии под прикрытием избиваемых пулеметным огнем французов, успел дать два залпа в сторону склона Сахарной головки. Командир полка, полковник Гилкфорст, купивший патент месяц назад и хотевший добыть славы в Крыму, сказал окружавшим его офицерам:

- Джентльмены! Сегодня мы умрем. Но умереть надо с достоинством, не роняя чести, и если кто из вас уцелеет, пусть расскажет о нас в Англии. По местам джентльмены! В атаку!

Фузилеры мерным шагом двинулись вперед, под звуки волынок. Пороховой дым скрыл начало отчаянной попытки англичан добраться до русских позиций.

Третий Берсальерский батальон, пользуясь тем, что 'картечницы Нахимова' расстреляв кавалерию и обоз замолчали, а залповая стрельба русских не приносил такого урона, бегом выбежал перед позициями русских на правом фланге и принялись живо их обстреливать. Пользуясь скорострельностью своих игольчатых ружей, они успели дать три залпа. Замысел итальянского генерала состоял в том, что пожертвовав, наиболее подготовленной к боевому столкновению частью, успеть развернуть еще не понесшие потерь пехотные бригады и атаковать русских размещавшихся на склонах высот.

- Вперед берсальеры!

* * *

К большому разочарованию шотландцев, после того, как дым ружейных выстрелов рассеялся, атака полка, девятисот шестифутового роста солдат закончилась практически сразу. Сам полковник, идя впереди своих солдат, получил две пули в грудь и больше не мечтал о славе покорителя Севастополя, мертвым ничего не нужно. Его людям, которых он храбро повел вперед, под звуки волынок тоже досталось. Те, кто вовремя не лег сам, под огнем русских легли ранеными и убитыми. Через минуту, после того как русские начали стрелять, лейтенант Корсуэл, смог собрав вокруг себя только два десятка солдат, волынщика и горниста. Он, уже не надеялся на победу, оставалось выполнить последний приказ полковника: 'Показать проклятым варварам как умирают храбрецы!'.

Уважая храбрость, русские прекратили огонь, и горстка шотландцев подошли к тому месту, откуда ранее виднелись на редкость бездымные огоньки выстрелов. В этот момент, как из под земли появились русские, держащие на перевес ружья. Количество врагов было таково, что думать о сопротивлении было бессмысленно. Лейтенант протянул шпагу эфесом к русскому офицеру и приказал солдатам бросить ружья на землю. Русского офицера, несмотря на его совершенно невообразимую по цвету форму, лейтенант определил по отсутствию ружья.

* * *

Итальянцам повезло не больше, практически весь батальон берсальеров, все триста девяносто четыре человека легли под залпами второго батальона, пришедшего ночью на помощь солдатам Логинова. После расстрела берсальеров, остальных итальянцев, на их несчастье находившихся к русским позициям ближе англичан, убивали пулеметным огнем и прицельными ружейными залпами. Впрочем, части из них вместе с генерал-лейтенантом Альфонсом Ля-Мармаром повезло. Когда русские после расстрела берсальеров перенесли огонь на пехотинцев, Ла-Мармор, вытащил из кармана белый платок и, размахивая им, вышел вперед, спасая жизни своих солдат. Он уже потерял брата, командира берсальеров. Брат настоял на включении берсальеров в экспедиционный корпус. Судьба инициатора создания нового вида пехоты была печальна, он умер от холеры. Генерал-лейтенант больше не хотел ничьих смертей. Де Кавур мог желать все что угодно, но расплачиваться жизнями своих солдат, в совершенно чужих разборках, Ла Мармор не желал.

Подполковник Майков, заметив человека размахивавшего белым платком, напрягая голосовые связки прокричал приказ прекратить огонь и тащить пленных солдат противника в тыл позиций.

* * *

После сигнала к открытию огня, капитан Чертков, недавний командир батареи, которому подполковник фон Шведе доверил десять орудий, передал команду на огневую позицию.

С утра, осмотревшись в ровиках, Чертков сквозь зубы обругал бестолковых пехотных офицеров, выбравших место для наблюдательного пункта на открытой макушке горы (Сам капитан выбрал бы для НП расположение чуть ниже. Хорошо хоть протянули связь до предполагаемых огневых!), но приходилось пользоваться тем, что есть. Кроме того, ни о каком обстреле редута 'союзников' на Федюхиных высотах и позиций итальянцев на горе Гасфорта без пристрелки не могло быть и речи. Что тоже не добавляло хорошего настроения новоиспеченному командиру дивизиона, ибо снарядных погребов и арсеналов с такими как у него снарядами не сушествовало в нынешнем времени ни в одной стране мира. Но Алексей Владимирович Чертков, несмотря на то, что на должность свою пришел из отставки, был офицером не без способностей и полагал, что с поставленной задачей, "союзникам" на беду, справиться сумеет. Что вскорости и подтвердилось.