Алексей Переяславцев - Боевой оркестр

Шли они едва ли с десять минут. Далее последовали загадочные действия со стороны коринженера.

На ровном месте, припорошенном ранним снежком, вдруг появилась канава длиной, как прикинул старшина, метров двадцать. Глубину точно определить было трудно: к тому времени сумерки уже брали свое (на самом деле глубина была два метра, чтобы избежать промерзания труб). Глазастый старшина успел заметить, что стенки у канавы не вертикальные, а под очень небольшим наклоном. Седой инженер буркнул себе под нос: "Пойдет" и пошел вдоль канавы. У дальнего ее конца он остановился, и тут же возникла поперечная канава, но та была короткая: метра четыре, по оценке Джалилова. Коринженер пошел дальше вдоль предполагаемой водоводной линии. В стык с первой канавой возникла вторая, точно такая же — по крайней мере, никто из охранников разницы не увидел. От первой поперечной канавы Александров отмерил точно три с половиной метра и сделал вторую тех же размеров.

Тут не только проницательный старшина, но и старший сержант догадался о назначении намечаемой сети. Конечно же, это готовится для будущих домиков — обрывки разговоров до него дошли. Следя глазами за действиями охраняемого специалиста, прикидывал: так, это будет главная линия, а от нее отводы… не слишком большие домики, однако; три метра в ширину, вряд ли больше.

Не прошло и часа, как в чистом поле возникла канава, готовая для прокладки водовода на десять домиков.

— Шабаш, темно уже. Возвращаемся, — приказал коринженер.

Уже в машине, едущей по направлению к Москве, Рославлев подумал, что материал для водовода выбран правильно. Пусть будет обычным для здешних. От пластиковых труб если и не возникнут неуместные вопросы, то уж точно могут появиться негодящие мысли.

На следующий день в водоводной канаве появились готовые к соединению трубы вкупе с тройниками (образец инженер Чумайло добросовестно предоставил). Еще там же возникли канавы меньшей глубины — эти предназначались для силового кабеля. Трансформаторную будку Рославлев поставить не мог, не было ее на "складе", но прорыл каналы для силовых кабелей в будущие домики — точнее, в первую партию таковых. Их будущие позиции были обозначены красными флажками на колышках. Строитель прибежал к канаве уже под конец рабочего дня, посмотрел на результаты при свете замечательно яркого электрического фонарика, поахал над скоростью, посетовал, что у него нет в распоряжение таких скоростных экскаваторов.

— Советское производство. Однако их очень мало. Идут большей частью в другие города, но на этот поселок хватит. У меня была причина торопиться. Вы же понимаете, товарищ Чумайло, — Рославлев постарался придать своему голосу нотку холодной убедительности, — нам крайне необходимо сдать дома вовремя. Сюда ожидается прибытие людей… полагаю, через десять дней. Имею в виду первую группу, конечно. Как видите, мы сделали все возможное, не подведите со своей стороны.

Строитель покраснел так, что посторонний наблюдатель мог бы ошибиться в температуре воздуха: как будто на улице была не зима, а работающий на всю мощность июль. Последовали уверения, что бригада завтра же заварит все стыки.

— Тогда, если правильно понимаю, завтра же можно опробовать линию под давлением? — поинтересовался человек из госбезопасности.

— То есть как?

С точки зрения Рославлева вопрос отдавал глупостью или даже безграмотностью. Но ответил он вполне вежливо.

— Подаем полное рабочее давление в водовод, стравливаем воздух, потом перекрываем вентили, смотрим, есть ли течи.

Чумайло попытался изобразить профессиональную гордость:

— У меня прекрасные сварщики.

— А я и не говорил, что плохие. Но всякое бывает. О состоянии работ на этом участке я регулярно докладываю товарищу Сталину.

Последние слова помогли достичь наилучшего взаимопонимания с инженером-строителем.

Рославлев вернулся домой в пять вечера, рассчитывая, что через час к нему прибудут Рычагов с женой — и оказался неправ. Без пяти шесть позвонил сам комбриг, извинился и предложил перенести встречу на следующий день.

Инженер-строитель и вправду не подвел: на следующее утро энкавэдэшный чин увидел в канавах готовый водовод. Осталось лишь дождаться опробования под давлением. Оно состоялось уже во второй половине дня, за это время Рославлев успел сделать канаву под канализационный коллектор и уложить куски кабеля для последующего подключения.

Но инженерный опыт не подвел: при попытке дать пробное давление потек один из вентилей.

— Сальник, я думаю, — резюмировал Александров.

— Поставили такой, — поспешил откреститься Чумайло, — заводской брак.

— Ваши смогут набивку дополнить либо заменить?

Ответ пришел не сразу. Рославлеву показалось, что местный инженер думает вообще на постороннюю тему.

— Сде-е-е-елаем…Товарищ Александров, — тут в голосе Чумайло зазвучала такая умильность, что известная лисица удавилась бы от зависти на той самой ели, — вы ведь из экономического отдела. У вас возможности — не чета нашим. Нам бы баночку солидола. Не поверите: остатки выскребаем чайной ложкой. Фонды даже не исчерпаны: вперед выбраны. Уж и так к авиаторам кланялись.

Глаза у седого инженера, казалось, всматриваются в нечто загоризонтное.

— Можем помочь, но есть условия, — последовала многозначительная пауза. — первое из них: банка килограммовая. Меньших просто нет.

— Мы на любую согласны, — радостно отреагировал строитель.

— Вы не дослушали. Еще у нас нет масляных шприцев, насколько мне известно, — это было правдой: на "складе" их и вправду не было. — Наконец, передачу этой банки оформим по всем правилам.

— Так нас это устраивает.

— Хорошо. Этот вентиль вы исправите быстро, я уверен. Как насчет подключения силового кабеля к трансформатору?

— День! Еще день и сделаем дело. И еще один на отводы от трансформатора.

— Будка?

— Уже есть, и вместе с шиной! Не сомневайтесь, товарищ, это я говорил, и все есть.

Сказано было не очень связно, но убедительно.

— Хорошо. Я буду завтра с утра с солидолом… хотя нет. Кажется, у моего шофера такая же банка была, ее отдам вам, а он с утра получит другую. Сэкономим время на этом. Пишите расписку в получении.

Разумеется, банка была взята со "склада", но бумажная этикетка на ней отсутствовала, ибо могла вызвать неуместные вопросы.

Жильцы подъезда не преминули полюбопытствовать. Двери квартир открывались, оттуда выходили люди и делали вид, что проглядывают содержимое почтовых ящиков.

На последний этаж поднимались двое военных: он и она. Он при ромбах, она со шпалами. Оба летчики, а этот род войск считался престижным. Особые эрудиты из любопытных узнавали комбрига в лицо: это был герой испанской войны Рычагов. Женщину никто не узнал. Ее всесоюзная слава была еще впереди.