Роман Грачев - Край непуганых

Святов поднялся. Точнее, сел на полу, сжал голову руками. Казалось, его сейчас интересовало только собственное состояние, но никак не разыгрывающаяся в магазине трагедия.

— Добавить, старый? — спросил у него Годзилла. Святов поднял голову. Я понял, что мой майор меня покинул и я остался в одиночестве. Николаю требовалась госпитализация.

— Не трогай его, — сказал я. — Сейчас твой орангутанг найдет сейф, вы возьмете что хотели и свалите. Тебе нужны трупы?

Он хмыкнул, но ничего не ответил. Вместо этого поторопил своего напарника:

— Копченый, что там?!

— Ничего! — отозвался тот из подсобки. — Нет тут никакого сейфа! Все в кассе держит!

— Давай буди этого Боба Марли! Где-то еще должны быть деньги! Обыщи все!

Я не смог удержаться:

— Не обоссысь от страха.

Еще один толчок в бок. Да он мне ребра переломает!

В зал вернулся Бандана, он же Копченый. Опустился на пол за стойкой. Я услышал шлепки по щекам. Похоже, нашему Растаману досталось.

Я решил вбросить интригу:

— Сколько тебе пообещал наш друг в костюме?

— Ты о ком? — спросил Годзилла.

Я уловил в его голосе растерянность.

— Ты знаешь о ком. Он же тебя кинет. Уже кинул.

Пауза. Никакой реакции. За стойкой Копченый тщетно пытался привести в чувство хозяина.

— У него нет ни гроша, — продолжал я. — Ваша касса сегодня — весь улов. Мой тебе совет, отпускай нас, забирайте пакет и валите. Иначе будет только хуже.

Толчок в бок. Самый болезненный из трех. Я охнул. Храни Господь мои косточки…

— Посмотрим, — выдохнул Годзилла.

— Смотри, — выдохнул я.

Долго ждать не пришлось.

Сирены и мигалки возвестили о прибытии полицейских. Примчались все, кто был, включая сотрудников городского управления и тех, кто не находился сейчас на службе. Старший лейтенант из «Северного» Иван Терентьевич Самохвалов, отдыхавший после вчерашнего жаркого дежурства, приехал на место на своем подержанном «Фольксвагене» чуть ли не в пижаме. Володя Курочкин нарисовался рядом — отдыхал недалеко в ночном клубе, когда среагировала общая система оповещения.

— Что происходит? — спросил Самохвалов.

— Перемены, — туманно ответил полупьяный Курочкин.

У ночного магазина сгруппировались шесть полицейских машин. Местные копы пока ничего не предпринимали — сквозь стеклянные двери они увидели двух мужчин, один из которых приставил пушку к виску другого. Территорию оцепили. На глазах у немногочисленных местных жителей, выскочивших на улицу, разыгрывалась сцена воистину голливудского масштаба.

— Ну, и чего теперь? — спросил я Годзиллу, когда мы вернулись к стойке. — Живым отсюда никто не уйдет.

Он молчал. Я не мог видеть выражение его лица, чувствовал только дыхание. Чеснок и водка.

Святов все еще сидел на полу, сжимая голову руками.

— Кирдык! — воскликнул Бандана. — Походу, я его вырубил. Не встает.

— Живой?!

— Вроде дышит.

— Ты не смотрел, есть запасные выходы?!

— Нет!

Годзилла беззвучно выругался. Градус напряжения возрастал с каждой секундой.

Тут меня отпустили. Толкнули в спину. Я упал в проход между стеллажами.

— Лежать и не двигаться!

Я не стал спорить, сел на пол. Теперь я имел возможность оценить степень ужаса моего пленителя.

Да, Годзилла паниковал. Он явно не знал, что делать дальше. Очевидно, Петровский при подготовке операции не озвучил возможные риски.

Зазвонил мой сотовый телефон в кармане куртки. Я вопросительно уставился на налетчика.

— Дай сюда! — рявкнул Годзилла.

Я послушно выполнил просьбу, но успел увидеть контакт звонящего на дисплее. Легок на помине, курилка…

Телефон мой лег на стойку кассы, но продолжал звонить.

— Лучше ответь, — посоветовал я.

Годзилла колебался. Телефон не умолкал. Мы сверлили друг друга взглядами.

— Ответь, — повторил я.

Тот дрогнул. Взял телефон, приложил к уху.

— Алло!

Несколько секунд он молчал. С возрастающим недоумением глядел на меня. Потом нерешительно протянул телефон в мою сторону.

— Возьми.

Это был Петровский.

— Ай, какие вы молодцы с майором! — забавлялся политтехнолог. — Заурядный гоп-стоп превратили в целое шоу! Да мне бы вам приплачивать, честное слово!

— Откуда ты знаешь?

— Вас уже вовсю транслируют, клоуны!

Я заметил в углу позади стойки хозяина маленький телевизор.

— Включи, — велел я налетчику. Не обнаружив усердия, повторил громче и настойчивей: — Включи бегом!

Проснувшийся телевизор тут же выдал нам картинку: фасад здания, где располагался магазин, туча копов. Взволнованный голос ведущей новостей — все той же девушки с темными волосами:

— …это уже второе серьезное криминальное происшествие в городе за последние двое суток. Возможно, у грабителей в руках находятся заложники, обычные покупатели. Официальные лица пока воздерживаются от комментариев…

Я приложил трубку к уху.

— Такой репортаж ни за какие деньги не купишь! — радовался Петровский. — Ей-богу, надо вам доплатить.

— Ты сам все это подстроил, — сказал я.

— Еще бы! Твой седовласый друг не отлипал от меня целый день. Он слишком предсказуем.

— Чего ты этим добьешься?

— Сам не догадываешься? Чем хуже, тем лучше.

— А людей своих ты отдаешь на съедение? — Я нарочно произнес эту фразу как можно громче, чтобы слышали наши налетчики. — Их ведь положат здесь за милую душу.

На последней фразе Годзилла весь подобрался.

— Лес рубят — щепки летят, — сказал политтехнолог. — В общем, смотрим кино. Попкорном я уже запасся. Удачи!

И он отключился.

— Как было сказано, вас кинули, — сказал я и засунул телефон обратно в карман куртки.

Противостояние продолжалось второй час. Периодически на стойке продавца трещал проводной телефон — очевидно, пытались связаться переговорщики — но нам запретили поднимать трубку. Вместо этого мой пленитель еще дважды выводил меня с пушкой у виска к двери и, слегка приоткрыв ее, требовал машину и миллион рублей. В эти минуты передо мной открывалось впечатляющее зрелище: площадка перед магазином была залита огнями прожекторов и автомобильных фар, метрах в тридцати от крыльца выставили оцепление в виде металлических оград, всюду сновали бойцы прибывшего крыловского спецназа и местные полицейские. Кажется, они были растеряны не меньше налетчиков. Неужели их не готовили к подобным ситуациям? Что за детский сад?

Я не знал, плакать мне или смеяться. Кино и немцы!

Состояние Святова, между тем, вызывало у меня все большие опасения. Он лежал в проходе между стеллажами и тяжело дышал, держась за голову. На мои вопросы отвечал вяло: «Все нормально, Серега». Я предлагал Годзилле проверить его самочувствие и в случае необходимости передать медикам — «На кой тебе труп!» — но тщетно. Мне оставалось лишь подложить Николаю под голову свою куртку и время от времени подходить и проверять, что он не отключился.