Андрей Посняков - Разящий клинок [litres]

– Пан Леопольд сказал, что вы знаете кое-что о кладе Наполеона?

– Знаю, – не стал скрывать лавочник. – То есть звиняйте, панове, не знаю, где он есть, но знаю того, кто знает.

– Однако заверчено! – полковник разочарованно присвистнул. – Сон про не сон… А где этот… тот, который знает? И сколько вы с нас возьмете?

– Нисколько не возьму, панове! – Узкая борода лавочника затряслась, морщинистое лицо озарила самая широкая улыбка… Насквозь фальшивая, по мнению Дэна – ну, не могут же нормальные люди столь широко улыбаться? Прямо не человек, а «двадцать первая» «Волга» с радиаторной решеткой «акулья пасть»!

– Так-так и не возьмете? – хитро прищурился Розонтов.

– Вообще-то возьму, – пан Големба пригладил бороду. – Возьму, но не сейчас. Потом. Вот, как клад отыщете… достанете… Вот тогда, панове, и заплатите, сколь не жаль. А до того я с вас не могу взять – дурная примета.

– Да не дурная, а довольно хорошая, – Денис довольно хмыкнул. – А то ведь знаете, как некоторые: утром деньги – вечером стулья.

– Какие стулья?

– Да вы, пан Големба, не парьтесь. Лучше скажите, где нам, кого надо, найти?

– Так все просто, панове, – развел руками москательщик. – От Замковой улицы… там чуть ближе к Богородичной церкви, знаете… Там дом толеранции некой мадам Гурджины… Да все знают.

– Какой-какой дом? Дом толерантности? – удивился Денис. – Однако.

– Ну да, да, панове… Публичный такой дом… с веселыми девами, да…

– Ах, публичный! С девами! – хмыкнув, Денис повернулся к корнету. – Розонтов! Ты туда не пойдешь.

– А вы туда и не попадете, панове, – прищурившись, охолонул пан Големба.

Полковник вскинул брови:

– То есть как это не попадем?

– А так, панове, что там строго все, – невозмутимо пояснил лавочник. – Чужих и на порог не пустят. А вот если какая-нибудь красивая юная пани возжелает заглянуть к мадам… то ее пустят. И сопровождающих тоже – да.

Давыдов задумался:

– Дева, угу… А кого там спросить-то?

– Так мадам Гурджину и спросите. Она все вам и расскажет.

– Она тоже проклятья боится?

– Боится, так, – скривившись, угрюмо покивал москательщик. – Мы все боимся, пан.

– А мы – не боимся! – выйдя на улицу, Денис Васильевич весело расхохотался и, отвязав коня от садовой ограды, взлетел в седло. – Я, корнет, знаю, о какой ты деве подумал… Что ж, ее и возьмем. Все равно больше некого, да и времени – в обрез. Сегодня после обеда в это «дом толерантности» и нагрянем, ага.

– Да, господин полковник! – радостно поддакнул Розонтов. – Все подобру – так как к вечеру и успеем, ага.

Увы, претворить план в действие сразу же после обеда не удалось. Полковника неожиданно вызвали в штаб-квартиру, к Милорадовичу, что-то там обсудить. Народу там уже было полным-полно. Блестящая толпа офицеров косилась на крестьянский армяк Дениса. Слава богу, что хоть бороду он все ж таки наконец сбрил, оставив только истинно гусарские усы.

Сверкали эполетами блестящие кавалергарды, краснели широченные лампасы улан, сияли орденские звезды. Среди всего этого великолепия в одночасье сыскались и знакомые…

– Ого, Денис Васильевич! Тебя ли вижу?

– Константин! Здорово, друг.

– Давыдов! Полковник!

– Ваня! И ты здесь? Вот так встреча, да. Не знаешь, с чего это командующий решил всех собрать?

– Не, никто покуда не знает… Да вот и он сам!

– Господа офицеры!..

Разом щелкнув каблуками, все вытянулись, приветствуя генерала. Михаил Андреевич, сияя звездами, подошел к лестнице и, оглядев всех собравшихся в зале, вытащил из распечатанного пакета какой-то рескрипт.

– Хочу вас известить о некоем радостном и долгожданном событии, господа. Главнокомандующий наш, фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов вот прямо так и сообщает… – задорно сверкнув глазами, Милорадович развернул рескрипт и прочел, взволнованно повышая голос ближе к концу фразы: – Война закончилась за полным истреблением неприятеля! Ура, господа!

– Ура! Ура! Ура-а-а-а!

Тут же нашлось и шампанское. Полетели в потолок пробки… Все радовались прямо до слез… Война окончилась… Война… Правда, Наполеон-то еще не разбит… Но из России – изгнан! Так что, ура, господа. Наполняйте бокалы!

«Дом толеранции» мадам Гурджины располагался на тихой и неприметной улочке, заросшей высокими тополями и липами. Деревья давно облетели, но все равно смотрелись красиво: тронутые серебристым инеем ветки их сплетались в изысканное кружево, сверкающее на солнце, словно шитье генеральского мундира.

Утро выдалось славным: спокойным и солнечным. Слегка подморозило, градусов, может, до минус двух, из труб высоких, четырех- и пятиэтажных доходных домов поднимались многочисленные дымки, тянулись к небу.

– Генерал Милорадович разрешил обывателям хворост собирать в лесах, – оглянувшись на кутавшуюся в цигейковую шубейку Настю, Розонтов погладил по холке каурого своего конька. – Хороший, хороший… Между прочим – безвозмездно. Ну, хворост-то.

– Так это и Бонапарт разрешал, – пленница хмыкнула и стрельнула глазами в сторону корнета.

От сего лукавого, с неким вызовом, взгляда корнет почему-то сконфузился и покраснел. Ну, точно – втюрился! Прямо по уши, ага… И это плохо. Девка-то – шпионка, каторжанка будущая… Если вообще не повесят. Ну, да тут как суд решит. Жалко, конечно, если повесят… лучше уж – в ссылку, в Сибирь.

С другой стороны – а чего уж сразу-то в Сибирь? Девчонка-то помогает… то есть не то чтобы очень, но и не ерепенится. Платье, вон, красивое надела с удовольствием, на балу танцевала опять же не из-под палки. Да и вот сейчас… Вчера еще сказала просто: помогу: куда надо, поеду, и что надобно – сделаю. Вот и молодец! Вот и славненько.

– Приехали, – Давыдов спешился, а следом за ним и все остальные – Вольдемар Северский, Розонтов, Настена.

Лошадей привязали невдалеке, у ограды небольшого парка или, скорее, садика. Тополя, акация, уютные скамеечки и аллейки. Даже фонтан – правда, сейчас, по зиме, недействующий.

– Извозчик сказал – этот дом, – потрепав по гриве коня, Денис Васильевич задумчиво кивнул на трехэтажный особнячок, выстроенный из красного кирпича в каком-то непонятном стиле: то ли классицизм, то ли барокко. Всякие вычурные красивости – наличествовали, также имелся и небольшой портик с колоннами и треугольной крышей. Туда и поднялись, постучали в закрытые наглухо двери.

К удивлению полковника, тяжелые створки тут же распахнулись, и возникший на пороге привратник – здоровенный негр в зеленой ливрее с серебристым шитьем – вполне гостеприимно поклонился и, глянув на девушку, осведомился: до кого пани пришла?

– До мадам Гурджины, – мягко улыбнулась Настена. – Мне сказали… сказали, что… Впрочем, я хотела бы обсудить это с ней.