Дмитрий Хван - Ангарский сокол: Шаг в Аномалию. Ангарский Сокол. Между Балтикой и Амуром

– Приветствую вас на ангарской земле! Я капитан пограничной стражи Ангарского княжества Аркадий Ярошенко. Назовите себя и цель вашего визита к нам.

Вперёд вышел молодой человек в дорогой одежде и с аккуратно подстриженной небольшой бородкой. Аркадий с удивлением для себя отметил, что этот интеллигентного вида человек до изумления напоминает ему персонажа Андрея Миронова их кинофильма «Три плюс два».

– Имя моё Афанасий Бойков, а прибыл я с вестью и добрым словом от Строганова Дмитрия Андреевича для разговора с князем Вячеславом Соколом или с его доверенным лицом.

Замоскворечье, двор купца Савелия Кузьмина. Июль 7149 (1641)

Пётр Карпинский, ангарский посол

К рассвету мы удачно, прячась от редких ночных патрулей стрельцов, охранявших покой горожан, добрались до имения Савелия Игнатьевича Кузьмина неподалёку от Москва-реки. Неожиданно для нас дворовые собаки москвичей стали большой проблемой нашего отряда. Нужно было предельно осторожно пробираться в темноте, узкими проулками, что вились меж высоких заборов, опасаясь истеричного лая лохматых кабыздохов. А они могли привлечь внимание не только дворни, но и стрельцов, стоявших на важнейших улицах у рогаток. Сто потов с меня сошло, пока мы, наконец, добрались до нужного места. Купец явно не ждал гостей, поэтому мы простояли у потемневшего от времени забора довольно продолжительное время, прежде чем заспанный дворовой холоп открыл нам ворота, узнав голос Кузьмина-младшего, да прежде успокоил и посадил на цепь собак.

Наконец-то! А то я уже начинал просчитывать варианты того, куда податься двадцати четырём мужикам с тремя немаленькими ящиками с широкой проездной улицы.

– Давай-давай, мужики, торопись! – понукал я, оглядывая просыпающиеся дворы.

Не пройдёт и часа, как тихая и пустынная улица наполнится людским гомоном, грохотом проезжающих телег, конским ржанием и прочими звуками начинающегося дня в большом городе. А пока разбуженный и спешно одетый Савелий Кузьмин, удивлённо вращая глазами, пытался чинно встретить гостей, но вскоре махнул рукой и, погрозив пальцем сыну, ушёл умываться. Нас же пригласили в горницу. Есть не хотелось, однако от холодного питья из ледника я бы не отказался. Вскоре принесли несколько кувшинов ягодного узвара, пришедшегося весьма кстати. Нижегородцы, взяв питья и прихваченные ещё с постоялого двора пироги, ушли на двор, оставив свои «золотые» одежды на лавках. Вскоре появился и Савелий Кузьмин, на сей раз он был бодр и свеж, теперь уже обнявшись с сыном, сел за стол:

– Ну, говори, сын, да представь гостей наших разлюбезных!

Тимофей объяснил, кто мы, да откуда нарисовались в такую рань. Я же не преминул аккуратно встрять в объяснения сына хозяина дома с благодарностями о помощи, что оказал нашему княжеству Савелий Игнатьевич.

– С тех пор поиздержался я крепко, – усмехнулся Кузьмин. – А отдарков так и не было. Ведомо ли тебе о том, что я и лавку свою продал, и на ярмарку более не ездок, как прежде?

– Ведомо, Савелий Игнатьевич, – кивнул я, помня рассказы о том Тимофея.

– Так вот, а нынче уж помышляю я и терем на Москве продать, да к сыну родному податься, пущай он меня кормить будет.

Тимофей заметно сконфузился, лицо его покраснело.

– Савелий Игнатьевич, теперь и мы можем помочь тебе малость. Князь Сокол шлёт тебе свою сердечную благодарность и пуд золота в придачу.

– Так, – сложил руки на животе купец. – А что же было прежде сказано о торговлишке с царством китайским? Нешто уж и забыли о слове своём?

– Так война там, Савелий Игнатьевич! В огне всё, торговым людям ходу нет совсем, – принялся я рассказывать о происходящем в Северном Китае.

Вот-вот, мол, одолеют китайского царя племена варваров и сами на трон сядут. А если, мол, торговлю учинять, так это надобно морской ход учинить, дабы южнее пробраться.

– Только за тем и прибыли, чтобы пуд злата отдарить да пообещать торговлишки? – вновь усмехнулся купец.

Тут мне пришлось рассказывать о планах нашей верхушки – покупке островов и основании фактории недалеко от берегов Шотландии.

– Стало быть, вона зачем к данскому королю путь держите! – немало удивился Кузьмин. Пожевав губами, он продолжил: – Дело сурьёзное и неслыханное прежде на Руси. А мой каков интерес в оном предприятии будет? В толк взять не могу.

– Дела вести, Савелий Игнатьевич! Факторию в руки свои взять, да народишку набрать для поселения, – принялся я втолковывать обязанности начальника фактории московскому купцу.

Кузьмин вдруг задорно рассмеялся, чем поверг меня в состоянии полного смятения. Что это его так пробрало? Ну, подумаешь, диковата задумка, так ведь смелость, помноженная на наглость, города берёт! Хотя, на всякий случай, был у меня и запасной вариант с тестем Тимофея Кузьмина – архангельским купцом Ложкиным.

– Свезло тебе, Пётр Лексеич, ей-ей, свезло! – воскликнул купец. – С Москвы я всё одно съезжаю. А чем торг вести думаешь?

В моём рюкзаке был почти весь ассортимент, и я не замедлил выложить его на стол перед Савелием. Зеркальца, вилки, карандаши, иглы разных размеров, спички, хвойное мыло появились перед его глазами, и всё он брал в руки и осматривал.

– А через несколько лет мы сможем возить пряности, – похвалился я. – Так что скажешь, Савелий Игнатьевич, берёшься?

– Получается, что буду я под вашим князем ходить, – проговорил купец.

Тут я решил проверить на нём наше ангарское прогрессивное социальное устройство, надеясь, что купчина проникнется. По крайней мере, с крестьянами удавалось – для них отчество, записываемое в их имени при переписи населения, уже значило многое.

– Под князем ходить не надо, нужно лишь быть подданным нашей державы. Первым её купцом, – отвечал я с нажимом на последние фразы. – А то и воеводой фактории.

– Ишь ты, – цокнул языком Кузьмин. – Я с Тимошей поговорить должон, а ответ свой опосля дам.

Савелию Игнатьевичу было о чём подумать, ну а мы вскоре покинули его, оставив его с сыном. Меня здорово клонило ко сну и, едва я прилёг на застеленную лавку, как тотчас же провалился в объятия Морфея.

Кремль, Теремной дворец Михаила Фёдоровича Романова

К царю отправилось только двое из бывших на постоялом дворе ангарцев. Последний из них, Никита Микулич, остался там вместе с девятью нижегородцами. Перед самыми воротами Афанасий предупредил послов о том, что царь Михаил Фёдорович не дозволяет брать с собою в царские палаты никакого оружия.

– А то, сказал государь, зело много охочих до вашего оружия людишек будет, – проговорил подьячий.

Спустя некоторое время Грауль с Кабаржицким тряслись в наглухо закрытом возке по деревянным мостовым столицы Руси.