Агния Миллерова - Повелитель моря (СИ)

Когда зазвенел будильник Ярослава, поднимавший его на работу, Агата, слушая звуки пятиструнных испанских гитар и смакуя необычный пирог, в полной уверенности, что уже ничего интересного в Белизе не произойдёт, отправилась готовить завтрак. Но не успела она сварить кофе, как губернатор срочно вызвал к себе Анри. Пропустить такое и лечь спать хотя бы на пару часов перед работой? Вот ещё! — Агата, несколько рассеяно поддерживая разговор с дочерью о делах, внимательно слушала разговоры в губернаторском дворце.

Когда Анри заявил о своём намерении отправится в поход против индейцев, Агата поняла, что она не может позволить себе упустить возможность увидеть настоящих майя. К тому же в голове пульсировала мысль о том, что на этом походе может закончится её путешествие в прошлое. Так же, как и Фернандо, женщина была уверена, что индейцы, напавшие на какое-то поместье, вряд ли дадут Анри время высказать желание урегулировать ситуацию без насилия. Не долго думая, Агата поняла, что надо действовать. Первым делом надо было отменить пациентов, чтобы не только успеть хоть немного отдохнуть, но и поразмышлять над тем, чем она могла бы быть полезна Анри в этой экспедиции. Как бы ни было тяжело жить двойной жизнью — за себя и «за того парня», женщина уже успела привязаться к этому симпатичному и близкому ей по обострённому чувству справедливости, мужчине. Гибель Анри для неё теперь уже была бы не просто смерть героя приключенческого фильма, а потеря близкого человека. Выпроводив дочь в институт, а мужа на работу, Агата наставила будильник на полдень и отправилась спать.

Когда «Одинокий пастух» Джеймса Ласта вырвал её из объятий Морфея, она позвонила в регистратуру и взволнованным голосом сообщила о лопнувшей трубе. На основании того, что она ликвидирует потоп и ждёт аварийку, попросила медсестру перезаписать пациентов на иные дни.

Укорив себя за ложь, она тут же нашла себе оправдание в том, что жизнь испанца, который, сам того не зная, стал её подопечным, находится в опасности, в отличие от запутавшихся в самих себе чехах. Вооружившись планшетом, поставила на журнальный столик термос с чаем и коробку с печеньем, залезла с ногами на диван, устроилась поудобнее, и отправилась впервые в жизни верхом на лошади по каменной дороге среди юкатанских джунглей.

Время в обеих реальностях летело быстро.

Когда домой вернулся с работы Ярослав, Анри с затаённой тревогой приближался к поместью «Красивая излучина». Готовя ужин, Агата прислушивалась к разговору мужа с дочерью менее внимательно, чем к беседе Анри с его солдатами. Когда Ярослав опять ушёл спать один, обиженный невниманием жены и отказом рассказать о проблемах, не дающих ей спать, о существовании которых, обеспокоенный поведением Агаты он не сомневался, Анри ехал под сенью огромных серебристых деревьев к месту встречи с вождём племени майя, напавшего на испанское поместье.

Валясь с ног от усталости, женщина отправилась в постель, съедаемая тревогой за человека, волею каких-то неизвестных сил ставшего ей близким. И лишь поздним утром, пробравшись из глубокого сна без сновидений, за чашкой кофе, заботливо поданного мужем в постель, она узнала, что Анри добрался до прогалины в джунглях и крепко спит в укрытии, построенном из бамбука старым майя, встреченным им на пути к поместью…

Когда Агата объясняла мужу свою рассеянность мыслями о тяжёлом случае, она не кривила душой. Вот только то, что этот случай — она сама, женщина упустила из своего рассказа.

Во время обеда ситуация в Белизе достигла пика напряжённости — Анри отправился один навстречу неизвестности. Пока он строил себе новый укрыт, Агата лихорадочно искала в сети информации о опасностях, подстерегавших в джунглях.

…И в эту ночь угрюмый от беспокойства муж опять ушёл в спальню сам. Агата же, напившись крепкого кофе, села на своё любимое медитативное место и стала ждать появление майяского вождя…

«Ну вот я и увидела настоящих индейцев майя!» — сказала она себе, когда украшенная перьями фигура вышла из джунглей и приблизилась к костру. «Если бы не этот касик, я бы, наверное, была разочарована — ничего похожего на те картинки, что можно найти в интернете. Да и величественных пирамид мы не встретили» — прислушиваясь к разговору Анри с индейцем, «шёпотом» думала Агата. Когда договор между этими двумя был заключён, уже светало. «Ну, похоже, жизни Анри ничего не угрожает. Во всяком случае от индейцев», — рассудила женщина, допивая пятую чашку кофе и, пока Анри купался под тропическим ливнем и ужинал жареным обезьяньим мясом, отправилась делать проснувшимся мужу и дочери оладушки на субботний завтрак.

Пообщавшись во время завтрака с семьёй, обсудив с ними проблемы вырубки тропических лесов и дождавшись, пока Анри крепко уснёт, Агата под предлогом усталости удалилась в спальню и принялась внушать Анри всё, что узнала о опасностях тропиков. «Странно, что я никогда об этом раньше не задумывалась, — в перерывах между внушениями мелькнула у неё мысль. — Хотя, чего странного-то? Я же в джунглях никогда не была и не собиралась, по крайней мере в этой инкарнации. А сейчас, когда я начиталась столько всяких ужасов о разных тропических болезнях, разносимых москитами и клещами, о ядовитых пауках и змеях — меня туда уж точно никто не заманит!» — потрогав ещё совсем недавно зудящее лицо от искусавших Анри москитов, Агата подумала, что надо будет в следующий раз подготовить антигистаминное и обезболивающее. «Если у меня так зудят укусы, полученные не мною, и болят мышцы, хотя не я рубила бамбук саблей, интересно, что будет со мной, если вдруг Анри ранят или убьют?» — эта мысль, которая почему-то не приходила раньше, враз отогнала сонливость. Агата задумалась. Логика подсказывала ей, что все ощущения дискомфорта, которые испытывал Анри, проявляются у неё лишь эмпатически, и, если она примет таблетку ксизала, например, чтобы унять зуд, это поможет ей лишь потому, что она знает, что это за препарат, но Анри, скорее всего, облегчения не почувствует. Та же логика подсказывала, что в случае смерти испанца её двойная жизнь, с наибольшей правдоподобностью, прекратится. К своему удивлению, дойдя до этого вывода, Агата вдруг поняла, что она не хотела бы этого. И не только потому, что не желала смерти Анри — он был ей очень симпатичен своей порядочностью, честностью и, несмотря на то, что не колеблясь прикажет открыть огонь по вражескому кораблю или же в битве будет безжалостно рубить врагов, она чувствовала в нём уважение к жизни. Пусть это было продиктовано его религиозностью, но убеждение, что только бог, даровавший жизнь, имеет право забрать её — ей импонировало. Но и потому, что для неё закрылся бы новый мир, который она только начала познавать.