Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

В самом начале битвы немецкая авиация имела превосходство, учитывая отдаленность наших аэродромов и близость берлинского аэроузла, причем с бетонными полосами. В то же время нам, при строительстве полевых аэродромов, даже с применением сборных стальных полос, требовалось провести большой объем работ по расчистке площадок. Однако уже четвертого февраля обстановка начала меняться, и с восьмого февраля наша авиация прочно удерживала господство в воздухе, что делало немецкие атаки еще более сомнительными. Немцы оказали ожесточенное сопротивление – эти воздушные бои были последней попыткой люфтваффе захватить господство над решающим участком советско-германского фронта, были моменты, когда над плацдармом дрались одновременно три сотни самолетов с обеих сторон! И поражение люфтваффе в битве над Одером имело значительные последствия не только для нашего фронта, но и в плане оказания помощи союзникам, поскольку Берлин, а с ним и ряд промышленных зон Саксонии остались практически без воздушного прикрытия из-за больших потерь в истребительных эскадрах. Это позволило англо-американским союзникам вывести стратегические бомбардировки на новый уровень. К сожалению, одной из выбранных целей был Дрезден.

Англичане, оправдывая этот акт вандализма, ссылались на наше предупреждение о готовности немцев начать химическую войну. В то же время ряд английских и американских военных историков всерьез утверждают, что массированные бомбежки германских городов спасли Советскую армию от разгрома, если бы немцы широко применили химическое оружие, «не испугавшись ответных мер». Заверяю, что химическая угроза была нами воспринята со всей серьезностью: еще после Варшавы войска имели все средства защиты и разработанный план противохимических мероприятий – так что даже посмей Гитлер применить против нас боевую химию, это ни в коей мере не было бы «разгромом» – вероятно, некоторые господа путают Советскую армию конца Великой Отечественной войны с китайцами, индусами и африканцами последующих войн, развязанных мировым империализмом. Прискорбно и опасно, если эти убеждения разделяют современные политики и военные США и Великобритании. Им следует помнить, что Гитлер тоже считал нас варварами, над которыми возможна легкая победа – чем это кончилось, общеизвестно.

В сорок четвертом это хорошо понимали даже битые немецкие генералы, не решившиеся на применение против нас химического оружия, вопреки прямой санкции Гитлера. Но не желали понимать те, кто в то время еще считался нашим союзником. Есть воспоминания, что уже тогда командование американскими ВВС в Англии вело с личным составом беседы о том, что «завтра, возможно, придется прокладывать курс на Москву и Ленинград, если русские окажутся строптивыми». А пока, ожидая, что вся Германия войдет в советскую зону влияния, старались «вбомбить там все в каменный век», сбрасывая тысячи тонн бомб и напалма не только и не столько на военные объекты, сколько на все, имеющее отношение к современной цивилизации. В феврале 1944-го на английских аэродромах появились В-29, которые, по утверждению американских стратегов, «доставали до Урала». Союзники вели настойчивые переговоры с Турцией на предмет размещения там авиабаз с тяжелыми бомбардировщиками, теми же В-29, – против кого? Это были уже попытки охватить СССР кольцом, как фронтом будущей войны – пока еще в планах штабов.

Об этих грязных играх не знали наши солдаты, погибавшие на Одере. У них не было иной мысли, кроме как скорее добить фашистского зверя. Героизм был массовым – так, все три бригады морской пехоты за эту битву стали соответственно 1-й, 2-й, 3-й гвардейскими (не путать с морскими стрелковыми бригадами, имеющими свою нумерацию). Целый ряд соединений и частей получили почетное имя «Зееловские», как, например, все три вышеназванные бригады и 56-й гвардейский самоходно-артиллерийский полк.

Семнадцатого февраля 1944 года, измотав противника в оборонительных боях, наши войска перешли в наступление с плацдарма. Не на Берлин, как предлагали иные горячие головы – но нельзя было идти вперед, до конца не обеспечив фланги! – а на юг, на Франкфурт, на соединение с войсками Первого Украинского фронта, форсировавшими Одер южнее. И немцы, понеся огромные потери накануне, уже не могли эффективно оказать сопротивление – мало было упорства, нужны были подвижные войска, а их не хватало! Итогом было окружение и разгром всей 6-й ТА СС, лишь ее остатки сумели отступить на запад. Ну, а Советская армия теперь имела на западном берегу Одера важнейший стратегический плацдарм, семьдесят километров в ширину и до двадцати в глубину – прямо напротив Берлина!

Двадцатого февраля капитулировал Кенигсберг. Высвобождались войска Ленинградского фронта, которые уже двадцать третьего февраля начали прибывать в Померанию.

Двадцать первого февраля наши войска наконец овладели Веной. Столь затянувшиеся бои были обусловлены тем, что Третий Украинский фронт не имел ни одной танковой армии. Наше наступление развивалось на запад, противник отходил в Тироль.

Двадцать второго февраля Советская армия вошла в Италию. На следующий день после трагедии в Риме…

Капитан Юрий Смоленцев, позывной «Брюс» (в 2012-м старший лейтенант подводного спецназа СФ). Кюстрин – Зеелов – Северная Италия, февраль 1944 года

«Лишь только бой угас – звучит другой приказ» – это точно про нас: Варшава, Нарвик, Восточная Пруссия, Будапешт, Одер. И вот – Италия! Вся Европа, с севера на юг! Только почтальону с ума сходить не придется – полевая почта, по установленному номеру, доставляется в место нашей постоянной дислокации (Северодвинск, 101-й отдельный батальон морской пехоты СФ, так залегендирован здесь флотский подводный спецназ), а уж оттуда, смотря по обстановке, пересылается адресату, то есть нам. Или лежит, пока мы вернемся.

А впрочем – кто нам будет писать? Мой год рождения – восемьдесят четвертый, батя у меня с пятьдесят девятого, дед с тридцатого, сейчас он пацан еще, мою бабушку встретит в пятьдесят пятом, в Сормове нижегородском. Второго деда я не знал совсем, погиб он за два года до моего рождения – Афган, восемьдесят второй, капитан ВДВ. А сейчас год сорок четвертый – и нет у меня здесь никакой родни. Друзья-однополчане есть – так рядом они, или увидимся по службе скоро. И вообще, как там у поэта Симонова сказано: «Увидеться – это здорово! А писем он не любил».

Насчет же личной жизни… Аню, теперь жену нашего адмирала, я лично очень уважаю. Но при встрече обязательно дам совет – чтобы профессионализма побольше. Когда нас за угнанную у немцев подлодку наградили (всем участвующим – Нахимова, вторая степень), вроде и не Звезда Героя, но в городе Северодвинске, который скоро Архангельск затмит средоточием научных и производственных кадров, а лет через десять, может, даже и населением, как петровский Петербург когда-то вырос из крепости и верфи. Для многих там мы были не строчкой в газете, ФИО в указе о награждении, а живыми людьми – одни лишь занятия в «Севере» чего стоят! И обычное явление здесь, что девушки пишут письма героям на фронт, и свои фотографии в конверте. Но дорогая Анна Петровна, нельзя же так, чтобы к каждому из нас приходили письма с фотками, на которых исключительно тот типаж, который нравится адресату? В моем вкусе, например, светловолосые, круглолицые, с длинной косой – так хоть бы одна коротко стриженная брюнетка попалась! Нет, товарища Лазарева вполне понимаю – и очень может быть, сам его примеру последую, все ж у любого нормального мужика семья и дом быть должны – но пока дай бог до Победы дожить! Все ведь под ним ходим…