Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

– Жаль Карла. Кто ж знал, что эти трусливые итальянцы ради своего Папы способны на такое? Мы явно их недооценили.

– К чертям итальянцев! Самое страшное, Генрих, что мы сами убили свой последний шанс. На то, что удастся заключить мир, пусть даже капитуляцией, как в ту войну – но перемирие будет объявлено на рубежах, где стоит наша армия, у нас останется своя территория. Шанс был дохлый – но теперь нет и его. Никто не будет с нами разговаривать, пока не сотрут в порошок, и лишь после объявят выжившим свои условия. Даже бежать некуда – для Аргентины, Бразилии, Уругвая мы теперь враги. А наш ефрейтор, узнав про то, лишь сказал: «Отлично, у малодушных отныне нет соблазна изменить – остается или победить, или умереть».

– Надеюсь, что ты понимаешь, Руди, мы солдаты и обязаны исполнять свой долг. Пока жив наш фюрер.

– Я это понимаю, Генрих. Очень хорошо понимаю.

– Как тебе удалось так легко провернуть дело в Генуе?

– Психология, Генрих. Люди всегда с большой охотой верят тому, во что им хочется верить. А уж любой политик желает, чтобы его считали сильным и влиятельным. Этим, кто объявили себя «правительством», было настоящим бальзамом на душу услышать, что в их распоряжении тяжелый крейсер. После того, как ни одна дивизия, ни один корабль даже не двинулись в ответ на их приказы, вопреки всем обещаниям командиров.

– Однако же ты рисковал, Руди. Самовольно поднять на военном корабле Еврорейха неизвестно чей флаг – это серьезное преступление. Не завершись твоя авантюра успехом… И вывод боевой единицы, пусть даже временный, из состава флота…

– Генрих, ты отлично знаешь, что еще после убийства нашего «берсерка» Тиле с французских кораблей выгружен весь боезапас, кроме зенитного. Снаряды главной и противоминной артиллерии, торпеды, даже стрелковое оружие экипажа – все это хранится на берегу под нашим караулом, так что назвать французов полноценными боевыми единицами никак нельзя. И у меня физически не было времени на долгую игру – результат был нужен немедленно. В то же время я не мог привлечь кого-то из итальянцев – велик был риск утечки информации. Ну а французы в Генуе были чужие. И так уже пришлось разыграть «захват корабля группой патриотичных итальянских офицеров», среди которых, если честно, не было ни одного итальянца. Ну, а тряпку на мачте можно было стерпеть одни-двое суток. Глупцы поверили и попробовали связаться – дальше было дело техники. И в завершение – предложение всей компании: или подвергнуться суду военного времени по обвинению в государственной измене, или полное и искреннее сотрудничество. Впрочем, наиболее интересных я изъял – протоколы их допроса в папке, приложенной к докладу.

– Прочел. И думаю, не поторопился ли ты? Если британцы так жаждут влезть в Италию – пусть бы их люди вступили с русскими в конфликт?

– К сожалению, таких указаний я не получал. И теперь уже не переиграть.

– Ладно, старый друг. Сейчас я хочу поручить тебе еще одно дело. Генуя показала, что оно тебе вполне по силам.

– Что на этот раз?

– Еще один заговор с целью убийства нашего обожаемого фюрера.

– Кто? Есть улики?

– А вот это, дорогой Руди, ты мне и предъявишь. Предупреждаю, что положение очень опасное – вдруг заговорщикам удастся осуществить свое гнусное дело? Что ж, тогда нам останется лишь отомстить, чтобы никто не ушел от возмездия. Предполагаю, что все мерзавцы из верхушки армии – эти генералы спят и видят, как после берут власть и расправляются с неугодными им. Ты хорошо меня понял?

– Один вопрос, Генрих. Месяц назад, в этом же кабинете ты говорил мне противоположное. Что мы никоим образом не заинтересованы в…

– Это было до Ватикана, Руди. Кто ж знал, что на нас ополчится весь мир? И теперь наш лично шанс спастись – лишь если кое-кто умрет.

– Критический срок исполнения?

– Чем раньше, тем лучше. Пока Германия еще не стерта с географической карты. А это неизбежно случится, когда русский каток двинется с Одера дальше.

– Станут ли русские с нами разговаривать? И что мы можем им предложить – кроме того, что они могут взять сами?

– А это уже не твоя забота, Руди. Ты только сделай свое дело – и поверь, что Германия тебя не забудет!

«Не забудет, – подумал Гиммлер, когда за Рудински закрылась дверь, – войдет твое имя в анналы истории, только вот в каком качестве? Ты уж прости, старый приятель, но в таком деле свидетелей оставаться не должно!

И с чего ты решил, что мы будем договариваться с русскими? Британцы с янки очень не хотели бы отдавать Сталину Европу, но любое соглашение с фюрером для них – это потеря лица! Что ж, в этом вопросе мы охотно пойдем навстречу. Что выберут англосаксы, если мы предложим им альтернативу: или наша односторонняя капитуляция перед ними, или русские орды первыми войдут в Париж? И что останется Сталину, когда на Одере встанут уже британские томми?

А ты, Руди, не обессудь. Ты был настоящим другом и очень ценным инструментом. И я никогда не стал бы, при ином раскладе… но уж очень крупная игра идет, так что прости».

Гиммлер не был бы так спокоен, если бы узнал, о чем в эту минуту думает группенфюрер Рудински: «Считаешь меня всего лишь исправным служакой, Генрих? Что ж, служакам тоже хочется жить. И в твоем плане не учтена одна важная деталь – мой контакт с русскими. А потому, возмездия не будет! Вопрос лишь технический: русские настаивают, чтобы ефрейтор был передан им живым».

Вместо эпилога. Берлин, рейхсканцелярия, 7 марта 1944 года

– Мерзавцы! Трусы! Мне не нужны ваши оправдания! Мне нужна лишь победа! Отчего русские еще не сброшены в Одер? Манштейн, вы дурак или предатель? Я дал вам все самое лучшее, что еще осталось у Германии! Если верить вашим докладам, то вы успели уже дважды уничтожить всю русскую армию, так с кем вы там воюете, черт побери? А вас, Гудериан, я назначил начальником ОКХ в надежде, что ваш полководческий опыт принесет нам успех – как вы можете даже задумываться о возможности сдать русским Берлин?! Что это – глупость или измена?

– Мой фюрер, если русские начнут наступление такой же силой, как на Висле, мы их не удержим. Наш единственный шанс – это навязать маневренное сражение на своей территории, когда у противника будут растянуты коммуникации и мы будем локально сильнее. Но для этого нужно большее пространство, чем пятьдесят километров от Зеелова до Берлина. Причем Берлин должен будет превратиться в осажденную крепость, даже в полном окружении связывающую значительные силы русских. И когда славянские варвары будут измотаны, мы нанесем решающий массированный контрудар. Здесь приведены все обоснования и расчеты. Стоя в обороне, мы неминуемо проиграем – русские показали, что они хорошо умеют взламывать самые сильные рубежи.