Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

Первым на берег, как положено, сходит наш отец-командир, с рапортом Владимирскому как командующему советским Средиземноморским флотом. Затем на трап ступает папа, я за ним, страхую – и оступиться может, и пока что отвечаю персонально за него. Сразу у схода на берег уже ждет «комитет по встрече», все предельно серьезны – и Лючия там же, нимало не сомневаясь в своем праве присутствовать. Вид у нее, как у киношной Лары Крофт – камуфляжный костюм итальянского образца (очень удачный, такие и немцы носили, если везло достать), стянутый на узкой талии советским офицерским ремнем с кобурой, егерские ботинки, черный берет со звездочкой и ППС на плече. Мне рукой махала, затем папу узнала – вздрогнула и опустилась на колени!

Ну бисова девчонка! Я по-итальянски все ж не понимаю, когда быстро говорят – разобрал лишь, что она просит благословить, а папа ей:

– Поднимись, – и спрашивает: – Кто ты?

Так она, вместо того чтобы ответить (после уверяла, что от волнения слова произнести не могла), просто встала, меня обняла и голову положила на плечо! Папа улыбнулся, просто, как человек, а не глава церкви, и сказал:

– Дочь моя, этот рыцарь проявил чудеса храбрости, сражаясь за Святую Веру, с немногими сподвижниками истребив многочисленное войско слуг сатаны, он спас меня и братьев моих от лютой смерти. И будет ему за это высокая награда!

Как-то так – насколько я понять сумел.

Это что ж, нас уже благословили? Потому что папа дальше мимо проследовал, а Лючия у меня на шее повисла, никого не стесняясь! Смотрю, как с ним дальше наши и местные ручкаются, о чем-то говорят, гарибальдийцы с морпехами «на караул» взяли, пока вся компания мимо строя идет. И фотожурналисты тут же, даже кинооператора вижу! Завтра в «Правде» фото появится – а если и моя физиономия тоже, да еще с Лючией в обнимку? Не должны – понимают же, что секретность? Папе роскошный автомобиль пригнали, марки «бугатти», как мне Кравченко после сказал, для прочих еще пару легковушек попроще. Кому места не хватило, в «доджи три четверти» впихнули, ну и охрана, как подобает, БТР-«скаут» впереди, такой же замыкает, и еще четыре броневичка от итальянцев – вот удивительно, хороших танков делать не умеют, а колесной бронетехники изобилие, и вполне приличной на вид. Погрузились, отбыли.

Лючия на меня смотрит, как на святого. И говорит, что мы будем жить долго-долго и счастливо, так небеса указали. Валька, мимо проходя, усмехнулся – ну, ты, командир, попал!

Вечером сумел с Паолой переговорить, первая моя походная любовь здесь – рослая, фигуристая, синеглазая блондинка, типаж скорее скандинавский, чем итальянский. Спросил:

– Что тебе Лючия сказала, что ты от меня бегаешь?

Ответ услышал, выпал в осадок. Оказывается, всего лишь: «Еще раз возле него (то есть меня) увижу – вылетишь из Третьей Гарибальдийской, и только домой, ни один командир тебя в свой отряд не возьмет». А поскольку папа объявил, что убивать немцев или помогать другим их убивать, это во спасение души – и чем больше, тем вернее спасешься! – то все наши гарибальдийцы отмечены святым благословением, за это и после войны будут ценить и уважать.

– А быть изгнанным из рядов защитников Веры – это такой позор, все будут как на падшую смотреть. И никогда себе хорошего мужа не найду, не согласится никто!

Идейность прямо как у нас коммунизм! А если тот же папа завтра объявит нас проклятыми безбожниками? И рассобачимся, как с югославами в истории «там»?

На фронт бы скорее! И подальше, чтоб почтальон свихнулся, нас разыскивая. Хоть на Тихий океан, когда там с самураями начнется. Тем более давно мечтал себе настоящую японскую катану раздобыть.

Подводная лодка К-25. Специя, Италия, 27 марта 1944 года

У входа в медизолятор бдили двое бойцов роты подводного спецназа. Вооруженные, к опасению Князя (корабельного врача Святослава Князева), – а вдруг случайный выстрел, а уж бой тут вести не дай бог. Что, с одним фрицем, в годах уже и безоружным, так справиться не сможете?

– Обижаете, тащ капитан-лейтенант, год на фронте, с оружием обращаться умеем. Чай, не новобранцы вчера из деревни. А по уставу положено именно так.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Александр Михайлович Кириллов приказал отпереть дверь. Вошел, обратился к пленнику, сидящему на койке:

– Как вы себя чувствуете, герр Рудински? Есть ли просьбы, замечания?

– А как еще я должен себя чувствовать, напрасно теряя время? – огрызнулся Рудински. – Вам я свои пожелания уже передал. Свяжитесь с вашим начальством, и пусть уже оно передаст в Москву, по указанному «адресу». Дальнейшее – не в компетенции корабельного контрразведчика.

– Тут вы ошибаетесь. Мои чин и должность соответствуют вашим – коль не верите, вот, могу удостоверение показать. Кстати, где вы так хорошо изучили наш язык – насколько мне известно, русских предков у вас не было, по крайней мере в ближайших поколениях?

– Скажем так, перед войной одно время был плотно связан с Гумбольдтовским институтом. И пришлось общаться с вашими эмигрантами, принадлежащими ко двору «государя императора» Николая Третьего [91] Великий князь Николай Николаевич, считающийся в эмиграции одним из кандидатов на российский престол, со своим «двором» сидел в Берлине. В отличие от Кирилла Владимировича, признанного большинством «парижской» эмиграции. .

– С вашей стороны было очень опрометчиво считать главными «экспертами» по нашей стране тех, кто оставил ее двадцать лет назад. И к тому же не беспристрастных в своих оценках.

– Могу ответить, как иные из наших военных – чего еще ждать от сумасшедшего ефрейтора? Комиссар ГБ 3-го ранга – это, насколько я понимаю, по армейской мерке, генерал-лейтенант? Если Сталин в прошлогодней реформе чинов сохранил вам преимущество перед армией на две ступени.

– Что поделать, наша служба и опасна и трудна, и как будто не видна, то есть куда менее почетна.

– Но насколько мне известно, НКВД и ГРУ у вас совсем разные конторы. А господин Кертнер…

– В момент разговора с вами в Риме исполнял наш заказ. Поскольку, вы согласитесь, что это вопрос больше политический, чем военный? А пару часов назад я получил из Москвы, с фельдкурьером, материалы по вашему и нашему делу. И дозволение товарища Берии принимать решение самостоятельно. Итак, я внимательно слушаю вас, герр группенфюрер.

– Что ж. Я оказался на острове, потому что действительно собирался вывезти папу, как приказал ваш человек в Берлине. Но ваши люди оказались быстрее.

– Положим, у нас не было полной уверенности, что вам по силе выполнить обещанное. Ну, а получив в свое временное распоряжение этот корабль и лучшую в мире спецгруппу, имея цель в пределах досягаемости, глупо было не попробовать самим.