Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

Они уходили прочь, а в деревне жарко горело не меньше десятка «кромвелей», взрывались боеприпасы. Только сейчас Виттман почувствовал, что в танке невозможно дышать. У всех германских машин была продувка ствола компрессором после выстрела, у русских был эжектор на стволе – но что было делать с гильзами, источавшими густой белый дым? Пришлось открыть башенные люки, и заряжающий, надев толстые брезентовые рукавицы, поспешно выбрасывал гильзы вон. А Виттман думал, что он скажет оберштурмфюреру Хюббнеру, замещающему его в батальоне – отчего не поспешили на помощь, был ведь шанс уделать этих британцев полностью и бесповоротно! Хотя целая танковая рота, расстрелянная без малейшего своего урона, это тоже отличный результат!

Семнадцатая дивизия к назначенному сроку так и не подошла. Утром узнали, что она на марше попала под бомбовый ковер на перекрестке дорог, теперь англосаксы ночами иногда бомбили и так, по маркерам, сброшенным «тайфунами». Зато поступил новый приказ – выбить британцев из этой самой деревни. Хотя было очевидно, что завтра ее сдадут – но хотя бы нанести противнику ущерб.

И вот сейчас Виттман, осторожно выдвинувшись почти до гребня холма, осматривал поле будущего боя. Там еще чернели коробки сгоревших танков, одиннадцать штук. Но живого и невредимого противника было гораздо больше – и кажется, на этот раз там были не только «кромвели», но и «шерманы», и много пехоты. А в батальоне осталось шестнадцать танков – два «кенига», один «ягдтигр», два «тигра», шесть «пантер», четыре «штуга» и «тигренок», и это с учетом того, что было еще одно пополнение, после Берлина! К вечеру наконец прибыли какие-то ошметки 17-й дивизии – еще два десятка «пантер» и «четверок», неполный дивизион легких гаубиц, батальон бронепехоты, самоходно-зенитная батарея. Командир, штандартенфюрер Клингенберг, был в свое время легендой панцерваффе – в сорок первом он захватил Белград, имея всего один разведбатальон дивизии «Рейх».

– Решились идти засветло, – сказал он после рапорта Виттмана об обстановке, – после того налета, я приказал тряпье, старую резину поджечь, чтобы был дым, так и стояли на дневке, на виду у британского воронья, будто подбитые. Однако же после обеда они снова бомбили – может, что-то заметили, а может, просто бомбы некуда было бросить. И мы решились – один черт, стоя сожгут или на ходу! По пути еще раз налетели, но зенитчики выручили – хотя полдесятка машин потеряли, но и одного англичанина приземлить удалось.

Надо было атаковать – а пространства для маневра не было. Поле размокло, и даже «пантеры» могли двигаться по нему с трудом, надрывая моторы – «четверкам» и «штугам» было легче, ну а «тигренок», как было сказано, грязи и не замечал. Зато «тигры» вообще не могли сойти с дороги. И еще было очень плохо, что у артиллеристов оказалось совсем мало снарядов. Оставалось еще время… странно, даже на русском фронте Виттман никогда не испытывал меланхолии перед боем, только злой решительный азарт! Но сейчас в голову лезли всякие неприятные мысли – вроде той, что семьдесят лет назад по этим же полям и холмам шли лавиной непобедимые гренадеры великого Мольтке, и французы отступали огрызаясь – но на каждый их выстрел пруссаки отвечали десятью и надвигались, втаптывая лягушатников в грязь… а вот теперь и мы в точно таком положении, и одиннадцать британцев, сожженных вчера, и два, три раза по столько же, что сгорят сейчас, если нам повезет, ничего по большому счету не изменят! Похоже, что Германияпроиграла эту войну – но не думать об этом, вообще не задумываться, что будет дальше, а честно исполнять свой долг!

– Вашему танку, штурмбанфюрер, особая задача, – сказал Клингенберг, – проскочить по полю вперед, поставив дымзавесу. Тогда и мы сумеем подойти вплотную. Рейх надеется на вас – удачи!

И была красная ракета, и команда вперед. И внезапный огонь навстречу, гораздо более сильный, чем с немецкой стороны. Британцы хорошо подготовились, подвешивая над полем боя осветительные «люстры», становилось почти так же светло, как днем. «Тигренок» летел по полю, оставляя густой черный хвост непроницаемого дыма. В первую минуту англичане по нему даже не стреляли, решив, что танк горит – затем разобрались и сосредоточили огонь не меньше чем полудюжины стволов.

Будь у Виттмана даже «кениг», его бы сожгли, не дав пройти и половины пути. Но русский танк оказался очень вертким и подвижным, даже на грязном поле, а Финке был хорошим мехводом, он бросал «тигренка» влево, вправо, притормаживал, резко рвал вперед, не давая пристреляться. К тому же большое количество стрелявших мешало и англичанам, наводчики путали разрывы свои и соседей, не могли скорректировать прицел.

Это были не «кромвели»! Наведя оптику на блеснувшую вспышку выстрела, Виттман различил силуэт, похожий на «шерман», но гораздо крупнее и с более длинной пушкой. До цели осталось метров шестьсот, можно было уже достать врага самому! Короткая остановка – прицел, выстрел – и лишь искры из скошенной лобовой брони американца, ответный снаряд пролетел в полуметре над башней «тигренка». Снова вперед, в сторону, «бронебойный заряжай, короткая!» Если нельзя взять их в лоб, то, может, бить по башне, вдруг это окажется слабым местом, как у русских Т-44? Из американца рванулось пламя, взорвался боезапас, этот готов!

Виттман так и не узнал, что в этом бою ему довелось встретиться с самым опасным противником панцерваффе на Западном фронте – тяжелыми самоходками «слаггер», их 90-миллиметровые пушки по баллистике не уступали орудию «кенига». И что появление здесь, в «британской» зоне, 607-го противотанкового батальона 3-й американской танковой дивизии было как раз следствием его собственной ночной атаки, весьма напугавшей британцев. Ирония судьбы была в том, что решись немцы наступать немедленно, у них были все шансы на успех, их встретило бы лишь полтора десятка «кромвелей», примерно равноценных «четверкам», американцы прибыли лишь под вечер.

Виттману удалось подбить еще одного «юбер-шермана», как назвал он своего противника, в марте сорок четвертого «слаггеры» были для немцев еще практически не известны [94] В нашей истории они были впервые применены американцами в августе 1944-го, специально как «тигробои» – в альт-истории из-за Португалии это случится раньше. . Затем снаряд ударил в борт, пробил броню и разорвался в боевом отделении. Виттману, как и всему экипажу, повезло умереть мгновенно, даже не поняв, что случилось. Американцы расстреливали замерший танк, пока не сдетонировал боекомплект. Русский Т-54, занесенный судьбой на французское поле, был учтен как «машина неопределенной марки», а танковый ас панцерваффе Микаэль Виттман был включен в реестр немецких потерь как пропавший без вести, его тело так никогда и не было найдено и захоронено.