Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

Но о какой победе в войне могла идти речь, когда фельдмаршалыдолжны были подчиняться ефрейтору? Который, обладаякакой-то темной, колдовской волей и звериным чутьем ситуации, сумел увлечь за собой Германию – но, оставаясь не больше чем ефрейтором, так и не понял, когда надо было остановиться. Присоединение Австрии, Судет, Мемеля было насущным желанием германского народа, несправедливо ограбленного и униженного подлым Версалем. Польская кампания также была восстановлением справедливости, ответом на унижение германской нации спесивыми панами – погромы и убийства двадцатого года. Разгром Франции был реваншем за Версаль – и при всей гнусности нацистского режима, следует помнить, что войнуобъявили французы, причем они имели восемь месяцев для беспрепятственной мобилизации и развертывания своей армии, так что кампания сорокового года была все же честным поединком, где вина Германии лишь в том, что ее противник оказался менее искусным в военном деле. Летом сорок первого года ефрейтор, остановись он в этот момент, имел бы все шансы войти в историю вторым Бисмарком, одним из успешнейших и величайших германских политиков, объединившим вокруг Германии всю континентальную Европу. Но ефрейтору слава полководца показалась больше, чем гений политика, и он вообразил себя Наполеоном – забыв, что именно русский поход стал смертельным ударом для корсиканца, хотя многие германские генералы предупреждали об этом. И с этого дня Германия была обречена!

Я скорблю о миллионах русских и немцев, погибших в угоду англосаксонским интересам – ибо теперь неопровержимо установлено, что именно Англия и США сделали все, чтобы план «Барбаросса» стал реальностью. И, вопреки традиционному принципу считать эти страны в числе победителей, я настаиваю на том, чтобы включить их в число главных виновников войны – по крайней мере не меньших, чем Германия! Также не подлежит сомнению – продолжи германская армия свое наступление на восток в тридцать девятом, англичане и французы как минимум остались бы нейтральными, не оказав России абсолютно никакой помощи – а как максимум вступили бы в войну на стороне Германии, чтобы принять участие в разделе территории СССР.

Потому лично я горжусь тем, что в этой войне мне довелось сражаться почти исключительно с подлинными врагами России и Германии. Франция, затем Африканский корпус, Суэц, Багдад, Лиссабон. И в этих битвах Германия не знала поражений! Британцы, трехкратно превосходящие мои войска, отступали в панике, их десятикратного превосходства хватило лишь на то, чтобы остановить меня под Эль-Аламейном, а после был бросок на Багдад, так далеко на восток не удавалось дойти и Бонапарту! Но судьба Германии решалась как раз в эти дни, далеко на севере, в русских лесах и степях. Я вспоминаю пленного британского офицера, которого я сам допрашивал в Каире, имя его уже стерлось из моей памяти, но я не могу забыть его презрительный взгляд: «Вас бьют какие-то русские, что же будет, когда вы столкнетесь с лучшими войсками империи, так что мой плен – это нелепый случай». И признаюсь, что лишь в Италии я понял, какой страшный противник русские, разозленные и научившиеся воевать.

К весне сорок четвертого было уже очевидно, что Германия эту войну проиграла. Но оставалась еще надежда на сколько-нибудь приемлемый мир. Именно ею объясняется позиция моя и моих друзей, вступивших в контакт с представителями русской разведки, но честно продолжающими выполнять свой солдатский долг, пока не достигнута окончательная договоренность. Это была позиция равного партнера, которого должно уважать – а не предателя, исполняющего чужую волю. Мы служили Германии, а не были «агентами Сталина», что бы ни утверждал сэр Уинстон Черчилль в своих мемуарах. Клянусь своей честью, что никто из нас не получал никакого «русского золота» или иного вознаграждения! Лишь спасение Германии было нашей наградой.

Здесь я хочу рассказать о судьбе германских солдат самых западных фронтов. В Марокко у Касабланки была развернута 1-я итало-германская армия генерала Мессе в составе трех корпусов, насчитывающая девять дивизий. Немецкий контингент был представлен 801-й и 999-й легкими дивизиями, и даже в первую из них был включен один итальянский берсальерский полк. Фронт проходил в тех же местах, где двадцать лет назад длилась многолетняя Риффская война испанцев и французов против диких горских племен. Почти сплошные горы с редкими долинами, пустынями в предгорьях, дорог и источников воды мало, европейской цивилизации практически нет, она вся была сосредоточена в приморской полосе, занятой американцами. Особенности театра исключали сплошную линию фронта и использование масс техники, зато огромное значение приобретали разведывательно-диверсионные действия и бой малых групп. Именно под такую тактику создавалась 999-я дивизия, получившая редкое в германской армии название «стрелковой» [95] Генерал Курт Тома и в нашей истории был назначен командиром формируемой 999-й дивизии, включающей 961-й, 962-й, 963-й стрелковые полки, 999-й артиллерийский полк и другие части. Однако самолет с командиром, штабом и знаменем дивизии был сбит над Средиземным морем, все вышеназванные части капитулировали в Тунисе в мае 1943-го. В альт-истории дивизия будет успешно сформирована. .

До февраля-марта сорок четвертого здесь шли бои местного значения, хотя временами очень ожесточенные. Сложилась обстановка, схожая с Португалией, когда итало-германской армии не хватало сил вырваться с гор на приморскую равнину, при превосходстве противника в артиллерии и авиации и хорошо подготовленной им обороне. Как командующий ГА «Лузитания» могу утверждать, что имея такие же силы, как под Лиссабоном, я сумел бы ликвидировать касабланкский плацдарм – но выделить дополнительные войска на столь удаленный фронт Германия уже не могла. Мы могли лишь удовлетворяться тем, что связываем часть сил янки ине позволяем им развернуть наступление на восток. И ждали – заключения мира.

Следует отметить сложившуюся в 1-й армии атмосферу боевого товарищества. Немцы и итальянцы вместе прошли долгий и славный боевой путь и относились друг к другу с должным уважением. Что имело решающее значение после событий в Риме. Также сыграло роль, что большинство солдат 999-й и 801-й дивизий были южногерманцами, а значит, католиками – и обстановка удаленности от дома, быть вместе перед лицом врага. Потому никаких неприятных эксцессов не было, хотя дружбы тоже прибавить не могло.

Восьмого марта Мессе прислал мне доверительное шифрованное сообщение – о том, что он и его подчиненные приняли решение признать Итальянскую Народную республику Тольятти, оставшуюся после расстрела нами королевской семьи единственной законной властью в Италии, что было подтверждено и католической церковью. Не желая проливать кровь боевых товарищей, он предлагает германским военнослужащим эвакуироваться из Африки и обещает, что не будет при этом вести против них никаких боевых действий, если они также не покажут враждебности. Показательно, что это сообщение было послано мне, а не Кессельрингу, бывшему номинально прямым начальником над Мессе – но, в отличие от меня, никогда не сражавшемуся с ним рядом.