Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

– Разве вы не вызвались добровольно?

– Герр следователь, это никак не могло считаться добровольным согласием! Меня вызывали и сказали, что это личный приказ фюрера и я достоин его исполнить. И попробуй отказаться – тут же угодишь в гестапо!

– Какую задачу вам поставили?

– Пройти над Балтийским морем – считалось, что там у вас слабее ПВО. Затем над Финским заливом и к Ленинграду с запада. После сброса бомб тянуть назад, над Прибалтикой, сколько хватит горючего, и выбрасываться с парашютами, попробовать пробраться к линии фронта. Или же разрешалось лететь в Финляндию, в надежде, что там еще настроены прогермански и нас не выдадут.

– Знали ли вы, что за бомбы вам подвесили?

– Конечно, герр следователь! Если аэродромная команда делала это в противогазах и полном комплекте химзащиты.

– Сколько экипажей еще получило такой же приказ?

– Из нашей группы одиннадцать, лучших. Про другие части не знаю. Нам было приказано в полете соблюдать полное радиомолчание, потому я ничего не могу сказать о судьбе остальных. Кто-нибудь дошел до цели?

– А как вы оказались над Восточной Пруссией? Настолько отклонились от курса?

– Герр следователь, я солдат, а не самоубийца! Ваши же объявляли – что виновных в таком в плен брать не станут! И что население на вашей территории делает с пойманными военнослужащими люфтваффе, мы тоже были наслышаны. Что финны не выдадут, верилось слабо. И какие тогда шансы выжить и вернуться – ясно ведь, что билет в один конец! Нам было объявлено, что если что, родных в концлагерь – вот только упустили, что моя семья в Ростоке, который вы уже взяли. А у штурмана, лейтенанта Шульхе, жена и дочь в Ганновере погибли, от американских бомб. Так что он, когда я ему велел, новый курс рассчитал с охотой. Тот аэродром под Пиллау – базировались мы там в сорок третьем, я хорошо его знал. Над морем, на высоте сто, чтобы локаторы не засекли, ночью – чуть ошибешься, и врежешься в воду, но я очень хороший пилот, летаю с тридцать седьмого. Выйти в темноте прямо на полосу, и посадка с полным бомбовым грузом – с ходу, не делая круг. Но я справился – недаром считался лучшим летчиком эскадрильи, а то и всей группы.

– Отчего вы не сбросили бомбы в море? Ведь садиться с ними даже по инструкции запрещено.

– Герр следователь, но я так уже делал однажды, и знал, что Ю-88 на такое способен, выдержит. Зато вы убедитесь в искренности моих намерений. Готов выступить свидетелем, если ваша страна обвинит нашего бешеного ефрейтора в применении запрещенных средств войны. Поскольку химия разрешена лишь против партизан и туземцев – а вы не простите.

– Это кем разрешена?

– Так все знают, и разговоры… Что Сталин с Рузвельтом и Черчиллем договорились. Запретить отравляющие газы против цивилизованного противника – а лишь бунтующих дикарей в колониях травить. Ну и правильно, по-моему! Герр следователь, а кто-нибудь до цели долетел, не дай бог? Я к этому никакого отношения не имею – каждый экипаж выбирал маршрут самостоятельно!

– Успокойтесь, не долетели. Пятеро сбиты, двое оказались в Швеции, еще один, как вы, сел на нашей территории у Таллина, а трое, выходит, пропали без вести. Ни одна химическая бомба на Ленинград не упала.

– Герр следователь, тогда я надеюсь, советская сторона не имеет ко мне никаких претензий?

– Пока не имеет. И как вы видите свою дальнейшую судьбу?

– Я, как многие в Германии сейчас, тоже слушал ваше радио – «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается». И что жизнь не кончается, с проигранной войной. Если мне предоставят возможность, я хотел бы присоединиться к Свободной Германии. Ну а после завершения войны, если Германия будет коммунистической, то вы дозволите ей иметь и свой воздушный флот, военный или гражданский. Где продолжу службу – я все же очень хороший пилот.

Москва, Кремль, 20 апреля 1944 года

– Не герои! – Сталин отбросил прочитанный протокол. – Даже за свою родную землю не умеют насмерть стоять. Как вот этот: летал, воевал, кресты получал – а как жареным запахло, так сам перелетел и руки кверху. У нас даже в сорок первом такое бывало – по пальцам сосчитать. А это Европа! Воевать умеют, но в пределах возможного. А когда сверх того надо – то сразу вспомнят, что «с поражением жизнь не кончается». Хорошо, что не японцы – в камикадзе желающих нет.

Все присутствующие были посвящены в тайну «Рассвета». И знали, что такое камикадзе – которые пока еще и в Японии не появились.

– Не каждому дано, – наконец заметил Василевский, – как у Толстого было, что «наверняка» вынесет не каждый. Так и этот, геройствовал, все ж не трус, раз больше ста боевых вылетов – но когда понял, что живым не останется, то сорвался. И уже все умение, лишь бы чтобы самому уцелеть – плевать ему и на отечество, и на солдатский долг. И зачем нам такой в ВВС ГДР будет нужен?

– Расстрелять просто, – произнес Сталин, – однако же ценный ресурс, сколько будет стоить такого пилота обучить? Пусть в гражданской авиации летает, как это у немцев будет называться – «Люфтганза»? Или поля опрыскивает, или людей спасает – найдем, куда его после. А вот что нам теперь с Германией делать?

– Из числа идущих на Москву и повернувших назад шестеро сбросили бомбы над Белоруссией и Смоленщиной, – доложил Василевский. – Есть жертвы среди мирного населения, возникли очаги заражения. Что дает нам право считать факт применения химического оружия против СССР совершившимся и доказанным. Есть и свидетель, этот вот Киршгоф со всем экипажем, самолетом и нетронутым боеприпасом, и еще двенадцать пленных, кого поймали на настоящий момент. Имеем право нанести по рейху ответный удар и просить того же от союзников.

– По имеющейся информации, до Лондона ни один не долетел, все или сбиты над Ла-Маншем, или повернули назад, – заметил Берия, – но кто-то мог упасть, или так же сбросить бомбы в южной Англии. Так что британцы могут и без нас принять решение. Интересно, что над Швецией ничего – а ведь нам сообщали, что Стокгольм тоже внесен в список. Предположительно, гитлеровцы не хотят отрезать себе путь бегства.

– Заигрался Адольф, пора, наконец, прекратить, – сказал Сталин. – Есть мнение, что больше он СССР не нужен. Если Гиммлер уже почти договорился с нашими союзниками и завтра сам организует покушение. Тем более что обстановка уже позволяет. Борис Михайлович, отчего на Западе такое расхождение с той версией истории?

– Я внимательно изучил информацию по миру «Рассвета», – ответил Шапошников. – Мое мнение, все случилось, как и должно быть. И там имел место кризис немецкой обороны осенью сорок четвертого. У нас же войска второго эшелона, танковые дивизии и парашютисты, тогда спасшие вермахт от полной катастрофы, лишь пробиваются из «парижского котла». Также объяснимо и быстрое падение Антверпена – да, оборонительный рубеж сильный, но в отличие от той реальности, здесь у немцев лишь четыре пехотные дивизии были реальной силой, прочее же или ошметки, боеспособностью не более десяти-пятнадцати процентов от нормы, как корпус СС, или всякая шваль, вроде фольксштурма и насильно мобилизованных «еврорейховцев». Если коротко – то все следствие гитлеровских военных авантюр на удаленных театрах, чего не было в мире потомков. В итоге немецкие войска оказались недопустимо разбросаны, и быстро их уже не собрать. Но обстановка на Западном фронте теоретически также имеет шанс стабилизироваться.