Евгений Шалашов - Призраки Черного леса

— А куда пойдем-то, баро? — поинтересовался цыган.

Куда идти, я и сам не знал, но знал, как ответить на вопрос. Вытащив кирасу, сообщил:

— Вот, нашел недалеко от могилы.

— Господи, так это ж кираса господина Йоргена! — всплеснул руками Томас, позабыв о ране, но она сама напомнила о себе болью. Постанывая, конюх дотянулся до панциря, взял его в здоровую руку.

Мне показалось, старик вот-вот начнет целовать старую медь, но обошлось. Не дошла привязанность к бывшему хозяину до рабского обожания.

— В этой кирасе господин Йорген в плен и попал, — подтвердил конюх. — На нее отдельно пришлось деньги собирать.

— Дай-ка потрогать, — бесцеремонно отобрал цыган кирасу. Ухватив панцирь, пощелкал по нему ногтем, уважительно произнес: — Старая медь, славная. Мне бы такую медь, я бы таких колокольчиков отлил — миро Дэвэл! Упряжь звенеть станет — вай мэ!

Цыгану дай волю, он из любого металла колокольчики отливать начнет! Отобрав доспех, я сказал:

— Вот, от того самого места, где я кирасу нашел, пойдем мы с тобой все прямо и прямо. А как дойдем — так все и поймем. Все ясно?

— Хорошо ты дорогу знаешь, баро, — уважительно протянул Зарко. — Если все прямо и прямо — точно не заблудимся.

— И мимо не пройдем, — согласился я.

У меня еще была надежда на Шоршика. Отродясь не слышал, чтобы коты служили проводниками, но чем кот хуже собаки? Ведь зачем-то прислал его брауни. Вряд ли для того, чтобы поймать крысу. И еще — что-то недоговаривает Томас. Ну, недоговаривает.

В лес мы пошли втроем. Переспорить внучку Зарко не мог, а я даже и не пытался встревать в их спор. Хочет идти с нами — пусть идет, тем более что Томасу стало легче и в услугах лекарки он теперь не нуждался. Старик уже мог потихоньку вставать, подкидывать хворост в костер. На всякий случай мы нарубили дров — дня на три-четыре хватит, а тут и мы подойдем. А нет — так к тому времени как-нибудь добредет и сам наберет хвороста. Еще оставили арбалет с дюжиной болтов (половина — серебряные!), полмешка сухарей, а Папуша сварила котелок каши. Словом — не пропадет! Ну, а уж на самый крайний случай, если мы не вернемся через неделю, старику было велено седлать Кургузого и возвращаться домой с наказом — в Шварцвальд никому не ездить, спасательные экспедиции не устраивать! За Кэйтрин я не переживал. Бумаги на обе усадьбы оформлены, завещание составлено на ее имя, и даже если родится ребенок — их будущее обеспечено. Плохо, что мы не успели заключить с ней официальный брак, но с таким наследством, да при сноровке господина Мантиза из рода Инсекта, бастарда признают даже при королевском дворе, а денег хватит на внуков и правнуков. Лучше бы, конечно, вернуться, но думать нужно и о плохом.

Я не люблю лес. Вернее, люблю лес облагороженный, без подлеска с клещами, с дорожками, посыпанными песком или гравием, с беседками, где можно отдохнуть. Настоящий лес — чащобы и буреломы, заросли жгучей крапивы, корни, постоянно цепляющиеся за ноги и ветки, бьющие в глаз, — для меня бедствие. Как провести через чащобу хотя бы сотню солдат, не разрывая строя и не растягиваясь? Никак. Куда девается скорость, организация? Да все туда же — цепляется за ветки и натыкается на корни. Правильно поступали правители Старой империи, когда приказывали мостить дороги шириной в четыре воловьих задницы, вырубать кусты на две стадии по обе стороны. Конечно, сестерциев в такие дороги вложено немало, зато они себя окупали. Можно спешно перекинуть войска с севера на юг или с запада на восток.

Мы шли очень медленно. Чтобы проложить путь, время от времени приходилось вырубать крапиву толщиной с палец. Если верно, что крапива гуще всего растет там, где когда-то стояли дома, то мы шагали по бывшему городу.

Первым шел я, за мной следовал Гневко, потом цыган на своей гнедой, а за ним внучка, ведущая в поводу своего коня. Шествие замыкал кот. Я напрасно надеялся, что Шоршик будет указывать направление. Кот шел лишь по чистой тропе, показывая всем видом, что Их Кошачья Светлость не станет бить свои драгоценные лапки о разный сорняк.

Я уже в который раз похвалил себя, что догадался захватить один из трофейных клинков. Рубить крапиву — это все равно что рубить проволоку, замучаешься потом править лезвие.

Но, как обещал Томас, скоро сомкнутые деревья расступились, «разорвав строй», превратившись в исполины, между которыми можно было не только пройти самим, но и провести лошадей.

В лесу быстро теряешь ощущение времени и пространства. Кажется, ушли недавно — утро едва занялось, а тут уже начало смеркаться. Следовало подумать о ночлеге, но подходящего места долго не попадалось. Наконец Гневко обратил внимание на находившуюся чуть в стороне полянку, по которой тек небольшой ручеек и был даже маленький песчаный пляж.

Судя по тому, что лошади и кот не отвернули морды, а напились, вода была безопасна, но я не позволил цыгану пить прямо из ручья, заставив того дожидаться, пока не закипит вода в котелке. Готовить еду было лень и, по молчаливому согласию, ограничились сухарями с салом.

У старого цыгана оказалась заботливая внучка. Она даже напоила Зарко настоем из трав, отчего цыган быстро заснул. Я же, привычно осмотрев все вокруг, убедившись, что кони пасутся, приготовился спать.

Может, сегодня бы мне и удалось заснуть, но начал посматривать на молодую цыганку, а в голову полезли грешные мысли. Ну, мысли из головы не выкинешь, но сам я твердо решил, что ни в коем случае не начну ухаживать за девицей, чтобы не обижать ее деда. А еще я прекрасно понимал, что мне бы ничего не светило. Уж слишком строги обычаи у ромалов, а я не молодой красавец, ради которого девушка на выданье рискнет пойти против вековых традиций.

Цыганка пришла сама. Я даже не заметил, как ловко она выскользнула из-за спящего Зарко и подлегла ко мне, опалив жарким дыханием:

— Хочешь меня?

Я что-то промекал в ответ, пытаясь образумить девицу, но она не унималась.

— Знаю, что хочешь! — уверенно сказала Папуша, снимая с себя тонкую блузку, отчего я сглотнул слюну. — Видела, как ты на мою спину смотрел!

— Деда не боишься? — усмехнулся я, пытаясь остановить руку девушки, уже блуждающую по моему голому животу. — Проснется, кнутом выдерет…

— Не проснется! — уверенно сказала Папуша. — Я его травой напоила, до утра проспит как младенец.

Цыганка уже освободилась от юбки, а дальше я уже плохо соображал — или не соображал вовсе, что делаю, или что она со мной вытворяет…

Когда я был выжат, как старый лимон, Папуша расхохоталась и, ухватив меня за руку, потащила вниз, к ручью.

Вода в ручье и днем была обжигающе холодной, а ночью казалась ледяной. Я заставил себя войти в воду по колено и один раз окунулся с головой, после чего опрометью выскочил на берег, едва сдержавшись, чтобы не заорать. Попрыгал, пытаясь согреться. Папуша плескалась, не обращая внимания на холод.