Михаил Алексеев - Капкан для «Тайфуна» [litres]

Сам Флеров в командование дивизионом не вмешивался. Обеспечивающие работу его подчиненных союзники дали возможность наблюдать ее с помощью камеры БПЛА. Флеров откуда-то сверху сбоку видел лощину, в которой разгружалась с автомобилей прибывшая немецкая пехота. Лощина находилась за второй линией немецких траншей и с фронта не просматривалась, плюс знание о нехватке снарядов у русской артиллерии позволило немцам забыть об осторожности. И вот эту массу пехоты кучно накрыл залп его минометов. Почти 300 мин калибром 140 мм в течение десяти секунд. Флеров не знал, сколько там было врагов – два батальона или полноценный пехотный полк, но когда развеялся дым разрывов, то можно было говорить лишь о единицах счастливчиков, выживших в этой мясорубке. Хотя Флеров сомневался, что уцелевшие могли остаться в разуме. И вместе с тем он испытал удовлетворение и гордость за то, что сделали его бойцы и командиры! Он десятки раз подавал за эти месяцы своей батарее команду «Огонь!». После залпа батарея быстро сворачивалась и меняла позицию. Потом ему передавали разведданные о нанесенных немцам потерях, но это были цифры на бумаге. Ему и его людям никогда не суждено было видеть результаты своей работы. И вот теперь ему представилась такая возможность!

Он оторвался от экрана, на котором камера плыла уже над немецкими траншеями, и, посмотрев на оператора, решился задать вопрос. Нет, он не опасался союзников, даже уже привык к их манере общения. Точнее, трудностях, которые многие из них испытывали, пытаясь запомнить знаки различия бойцов и командиров РККА. Не все, но многие, обращаясь к нему, произносили «Товарищ…» и далее следовала пауза, в течение которой говоривший напрягал мозги, что было заметно на его лице, определяя его звание. Но нужно отдать должное, таких становилось все меньше. Кстати, в свою очередь, ему тоже было трудно определить звания союзников, когда на них были надеты бронежилеты. Поэтому как-то само собой в их среде стало нормой сразу представляться друг другу. Но его самого напрягало незнание, что можно и что нельзя в их отношениях. За пределами, разумеется, служебных отношений. А сейчас, по его мнению, он как раз и выходил за эти пределы.

– Товарищ лейтенант! А… нет такой возможности – вот этот эпизод записать, что ли? Простите, я не знаю, как это назвать, но мне хотелось бы, чтобы это увидели и мои подчиненные.

Лейтенант внимательно выслушал и повернулся к своему товарищу, обеспечивающему связь.

– Вадим! Флешку дай! Товарищу подполковнику нужно.

Тот скинул наушники, надетые просто на шею, и, поднявшись, достал что-то из кармана куртки.

– На! Но у меня там фильмы записаны.

– Я знаю! Место еще осталось?

– Сколько-то есть.

– Ну, постараюсь вместить. Но флешка…

– Да понял! Но как отказать товарищу кап… Виноват! Подполковнику Флерову!

И незнакомый Вадим отдал что-то маленькое, похожее на зажигалку, лейтенанту.

– Сейчас посмотрим, что тут у нас.

Лейтенант вставил этот предмет в свой аппарат и защелкал клавишами, продолжив через минуту:

– Так! Вас, я так понял, интересует именно момент нанесения удара. Сейчас вырезаю! Так! Есть! Что у нас со свободным местом? Влезает! Даже еще чуть место осталось.

И, вытащив этот незнакомый маленький предмет, протянул Флерову.

– Вот, товарищ подполковник! Вы же потом на базу уйдете?

Флеров кивнул, рассматривая то, что ему передал лейтенант, пытаясь сообразить, что ему теперь с этим делать.

– Найдете там кого-нибудь из наших. Желательно из офицеров, и попросите помочь посмотреть.

Наверняка там не только планшеты, но и ноуты найдутся. Телевизоры так наверняка. А на той стороне и компы полноценные есть, но вас, наверно, туда не пустят.

– Спасибо, товарищи! От всего полка спасибо!

– Товарищ подполковник! – неожиданно окликнул уже повернувшегося на выход Флерова связист. – Товарищ подполковник! А можно с вами сфотографироваться?

– Со мной? А зачем?

– Ну, как? Фото с самим Флеровым!

– Точно! – поддержал связиста оператор. – Сейчас, только птичку посажу!

Минуты через три в кунг просунулся сержант с небольшим самолетиком в руках.

– Серег! Аппарат на штатное место и давай нас сфотай.

И лейтенант сунул сержанту небольшой плоский предмет.

– Товарищ подполковник! Давайте выйдем из аппаратной!

Они спустились из кунга, и оператор и связист стали слева и справа от подполковника.

– Внимание! Сейчас вылетит птичка!

Сверкнула вспышка.

– Ну, вроде получилось!

Лейтенант забрал предмет у сержанта, и все вернулись в кунг. Оператор, положив фотоаппарат на стол и соединив его проводом с аппаратурой, заскользил пальцами по светящейся поверхности аппарата.

– Вот!

Во весь экран светилась поразительная цветная фотография – Флеров с оператором и связистом на машине.

– Теперь у меня есть фото с Флеровым! Виноват! С товарищем подполковником Флеровым! Товарищ подполковник! Только не говорите никому про фотографию, а то нас особый отдел…

Флеров пообещал, тепло попрощался и выскочил из кунга, где его уже ждала КШМ. Дивизион уже убыл на вторую позицию. Нужно было спешить, впереди еще две стрельбы.

Батареи, дивизионы и в целом полк с задачей справились блестяще, о чем ему сообщил начальник артиллерии, передав благодарность от пехоты 16-й Армии.

А вечером Флеров через штаб артиллерии армии сумел найти человека от союзников, который смог использовать «флешку», и штаб полка посмотрел кадры огневого налета дивизиона. Фильмом, записанным на флешке, оказался «Спартак. Кровь и песок». Спартак был уважаемой личностью в СССР, поэтому было решено фильм смотреть. Нужно было только решить, как добыть аппарат, на котором это можно было бы сделать.

Аэродром «Дебрево»

Захаров был последним на посадочном кругу и, пользуясь моментом, осматривал свой новый аэродром у деревни Дебрево. Внизу все было как обычно, реял «колдун» у КП, проглядывались замаскированные капониры с самолетами, приземлившимися ранее, сновали машины обеспечения, виднелись траншеи и позиции зенитчиков и охраны аэродрома. Последнюю неделю четыре подчиненных ему батальона аэродромного обслуживания оборудовали в этом районе четыре площадки для приема транспортников, вместо тех, что остались под Вязьмой. Но этот аэродром, на котором будет базироваться его дивизия, строили союзники, и ему было интересно, чем он может отличаться.

Да, и в очередной раз его дивизия дивизией числилась лишь на бумаге. За две прошедшие недели из двух полков – истребительного и штурмового – осталось по десятку исправных машин. У штурмовиков осталось в наличии одиннадцать самолетов. Истребителей разных типов – двадцать четыре. Что скорее тянуло на авиаполк военного времени, но никак не на дивизию. Захаров вздохнул, вспомнив численный состав своей дивизии на начало войны. Там в одном полку до 80 самолетов было.