Комбат Найтов - Товарищ Сухов или хроники бесполезного попаданца

— Ну, здравствуйте, капитаны.

— Здравия желаем, товарищ маршал.

— Что там у вас?

— Последние изменения дислокации войск союзников: они сосредоточили бронетанковую дивизию в районе города Пейн, движутся по шоссе на Оснабрюк узким фронтом шириной около шести километров. Поддержки справа и слева не имеют. Похоже, что за фланги не беспокоятся.

— Понятно. Решили войти в Берлин, и взять его силами одной дивизии. Забавно! Пришёл приказ, из Москвы, запрещающий нам вести наблюдение за союзниками. Попытки перехватить вас были?

— Одна попытка была, в бой мы не вступали, отошли, согласно вашим указаниям.

— Вот и правильно, комэск. Организуешь ночные полёты в том направлении. Днем зону разделения не нарушать. Снимать вбок можете?

— Так точно.

— Вот Эльба, за неё не заходить. Давно капитаните?

— С февраля 44-го, товарищ маршал.

— Благодарю за службу, товарищи майоры! Нужны подробные снимки Берлина и полосы наступления нашего фронта. Приступайте. Свободны!

— Служим Советскому Союзу.

Вот и весь разговор, за ним стояло приказание преодолеть ПВО Берлина днём. Погода позволила сделать это шесть раз, в остальные дни облачность не давала работать. 4 апреля был взят Данциг, и четыре армии нашего фронта срочно перебрасывались к Одеру. 16 апреля ударили все фронты. Трое суток 65 армия Батова форсировала Одер и закреплялась на левом берегу, захватив небольшой клочок земли размером в 6 километров. 70 армия Попова на центральном участке тоже сумела захватить небольшой плацдарм, на левом фланге, ближе к Берлину, 49 армия закрепиться на левом берегу не смогла. Рокоссовский сделал рокировку: он переправил армию Гришина по переправам Попова, и ударил во фланг обороняющихся немцев, лишь после этого были обеспечены переправы на левом фланге. 26-го пал Штеттин, в прорыв ввели части 2 ударной армии и три танковых корпуса. Мы вели разведку в их интересах до самого конца войны. Крайний вылет у меня состоялся 8 мая в район Мекленбургской бухты. Мы шли на малой высоте, немецкая авиация в небе отсутствовала. Неожиданно увидели группу «Фоккеров», идущих над морем, доложили о них, нам приказали их атаковать, связать боем и ждать подкрепления, которое взлетает из Грейфсвальда. «Фоккера» бой не приняли, рассыпались, прижались к воде и спешили на запад, видимо, у них было мало топлива, поэтому они даже не форсировали двигатели. Я поджёг один из них, он упал в воду, ещё один был сбит Гареевым. Когда пристроился к ещё одному, тот открыл фонарь и помахал белой тряпкой. Сделал вираж и пошёл к Штральзунду. Я пошёл сзади от него. В Штральзунде он сел на уже захваченный аэродром. Мы покрутились над аэродромом, и видели, как из одноместного «Фоккера» вылезло три человека. Много лет спустя я разговаривал с лётчиком ННА, который управлял этим самолётом. Они вылетели из Курляндии, сняли вооружение на аэродроме, и взяли с собой «безлошадных» и техников. Летели сдаться союзникам.

— Не жалеешь, что я тебя тогда «посадил»?

— Нет, уже давно нет. Мой техник так и служит вместе со мной, а Гюнтер, тот ушёл на Запад. Где он сейчас, и жив ли он, я не знаю, — ответил немецкий полковник.

А тогда, восьмого мая 45-го, я приземлился в Гюстрове, и нас потащили в домик, где был организован богатый стол в столовой. Здесь базировались немецкие истребители, прикрывавшие Росток, большое количество «Мессершмиттов» и «Фоккеров» и сейчас находится на лётном поле. Немцы их бросили, так как бензохранилище было разбомблено. Но в офицерской столовой было большое количество продуктов и выпивки. Жалко, что у Светланы закончилась практика, так не хватает её сейчас. Окна открыты, кто-то постоянно ставит патефон, но в комнате накурено, поэтому я вышел в коридор. Вслед за мной вышел и Коля. Он достал «Казбек», но не закурил.

— Что хмуришься, командир?

— Да накурили, просто не продохнуть, хоть и окна открыты. А так, думаю, чем заниматься будем после войны…

— Самолётами, командир.

— Не получится, наверное…

— Получится, вот, прочти, — он достал из кармана коричневый конверт. Обычно в конвертах простые письма не ходили, приходили просто треугольники. — Официальный запрос придёт после окончания войны. Нас с тобой переводят в Чкаловское, только местами поменяемся. Я буду командиром эскадрильи, а ты моим заместителем, пока. НИИ ВВС будет ходатайствовать о направлении тебя в академию Жуковского. Вопрос уже решён. Головачёва помнишь, Костя?

— Да, помню.

— А ты документацию по «Кинг-Кобре Р» внимательно читал?

— Да нет, не очень, так, пробежался по внесённым изменениям.

— Пошли! — и он потянул меня на этаж ниже в учебный класс. Достал «Описание», открыл последнюю страницу, там были перечислен коллектив разработчиков модификации, в том числе, значилась моя фамилия и фамилия Силантьева.

— Насколько я в курсе, тебе надо будет сдать на класс «летчик-испытатель», и сдать экзамены в академию. Головачёв, а он уже инженер-полковник, зам. начальника НИИ, связался со мной ещё в прошлом году, мы с ним давно дружим. Он не оставил идею привлечь тебя в НИИ ВВС, но я попросил его не форсировать события, так как ты хорошо знаком с Вершининым, и мог запросто открутиться от предложения перейти на работу в тылу. Зная тебя, я ожидал именно этого. Но работа испытателем всегда была делом добровольным. У тебя и сейчас имеется возможность отказаться от этого предложения.

— С женой надо посоветоваться, она учится, и придётся опять жить порознь. Спасибо, Коля, я подумаю. Пошли наверх!

Предложение более чем заманчивое. Однако, зная, что нас ждёт впереди, несколько трудновато ориентироваться в этом вихре событий. Интересно, почему ещё не стреляют, должно ведь прозвучать по радио известие об окончании войны? Ах, да ещё пятнадцать минут. В 19 часов, в 22 часа по московскому времени в столовой зазвучал голос Левитана. Что тут началось! И стрельба в воздух, и слёзы, и поцелуи. Мы выжили, и мы победили.

Утром полётов не было, да и никто бы не смог пройти медкомиссию.

Через неделю пришёл приказ перебазироваться в Темпельхофф, в Берлин. Там несколько раз сгоняли вдоль линии разделения: отслеживали исполнение союзниками договорённостей. Я побывал на заводах «Фокке-Вульфа», потрогал руками «Ме-262». Там же встретились с Сашей Покрышкиным, его дивизия стоит под Дрезденом. Из 16 полка «убыли» Клубов, Борис Глинка, Бабак, Ивашко, Девятаев, Жердев, Цветков. Это только те, кого я знал.

— Борька ранен, плохо срастается ключица, спишут. Остальные погибли.

— Иван и Миша живы. Иван где-то Чехословакии, а Мишу я видел Штеттине, недавно, но поговорить нам не дали, он в какой-то комиссии.

— Части корпуса стоят в Чехословакии, найдём! А ты сам куда?

— Послезавтра лечу в Москву, но почему-то парой, и техники выезжают тоже.