Александр Михайловский - Имперский союз: В царствование императора Николая Павловича. Разминка перед боем. Британский вояж

По дороге в кубрик Щукин решил заглянуть в узилище, где находился их самый ценный трофей – мистер Уркварт, чтобы удостовериться в его полной целости и сохранности.

Шотландец, похоже, качку переносил нормально, но был зол, как собака, и вместо приветствия что-то прорычал в адрес Олега – явно не ответное пожелание здоровья и благополучия.

Потом он немного успокоился и наставительно заявил, что шторм – это кара Господня русским еретикам за их дерзость и гордыню, и что он будет очень рад, если корабль пойдет ко дну. Правда, мистер Уркварт, похоже, забыл, что он тоже находится на этом корабле и попадет в «рундук Дэви Джонса» вместе со всеми остальными членами экипажа «Богатыря». Оставив в одиночестве негостеприимного шотландца, Щукин отправился в каюту своей дочери.

Там, на рундуке, стоящем в углу каюты, сидела Надежда, непринужденно беседовавшая о чем-то с Сергеевым-младшим и лейтенантом Невельским. На небольшом столике перед ними стояло блюдо со спелыми яблоками, свободно разгуливающее по столешнице во время крена корабля то в одну, то в другую сторону.

– Я вижу, что на вас, мадемуазель, качка абсолютно не действует, – сделал комплимент девушке Невельской. – Из вас бы, Надин, мог бы получиться неплохой моряк.

– Эх, Геннадий, – Надежда кокетливо улыбнулась, – если бы вы только знали, что такое «бочка», «штопор» или «иммельман»… Когда в течение нескольких секунд верх и низ меняются местами, а земля крутится, словно в калейдоскопе, то какая-то там качка покажется вам детской забавой.

– Ну, скажем, что такое бочка и штопор, господин лейтенант знает, – подколол лейтенанта Николай, незаметно для Надежды подмигивая Невельскому, – только у нас они имеют и другое значение. С фигурами высшего пилотажа он вряд ли знаком.

– Высший пилотаж? – Невельской сделал удивленное лицо. – А что это за штука такая?

– Гм, – Надежда была немного озадачена, – ведь ей трудно было так сразу объяснить человеку XIX века, что такое авиация и спортивные соревнования по высшему пилотажу. – Геннадий, высший пилотаж – это когда пилоты управляют своими самолетами, заставляя их совершать разные маневры в воздухе.

Невельской недоуменно пожал плечами, показывая, что ему непонятно объяснение мадемуазель Щукиной. Тогда Надежда достала из корабельного рундука небольшой альбом с фотографиями, который она, среди всего прочего имущества, взяла с собой в плаванье.

– Вот, я у своего самолета, – сказала она, показывая Невельскому фото, на котором Надежда в черной обтягивающей футболке и шортах стояла рядом со спортивным одномоторным самолетом Як-52.

Невельской посмотрел на фото и смущенно отвел глаза. Одежда мадемуазель Щукиной показалась ему слишком неприличной. Потом он стал рассматривать странную крылатую машину, рядом с которой стояла его собеседница.

– А она что, и правда летает? – спросил Невельской. – По воздуху, как птица?

– Летает, Геннадий Иванович, – вступил в разговор подполковник, – еще как летает. Знаете, когда я слежу за полетами моей милой дочурки, у меня порой душа уходит в пятки от страха. А ей хоть бы что.

На другой фотографии в небе был виден летящий самолет, за которым тянулась белая дымная полоса. Следующая фотография удивила лейтенанта еще больше – на ней в небе под огромным зонтиком и со странным шлемом на голове парила в небе Надежда, при этом совсем не испуганная, а, наоборот, довольная до невозможности.

– Мадемуазель! – воскликнул удивленный Невельской. – Да вы самая настоящая валькирия! Никогда бы в жизни не поверил в то, что такая прекрасная девушка может летать по небу, аки ангел…

– Эх, Геннадий Иванович, – сказал Щукин, – знали бы вы – сколько седых волос у меня появилось после полетов этого «ангела». Все же дело, которым она занимается, небезопасно для жизни и здоровья…

– Папа, – Надежда капризно надула губки, став от этого еще прекрасней, – но ведь это так здорово – парить в воздухе. Это такой восторг!.. Кстати, Геннадий, посмотрите – это я лечу на дельтаплане.

Невельской посмотрел на очередную цветную картинку и увидел мадемуазель Щукину парящей в небе на каком-то странном сооружении треугольной формы. Внизу под ней была видна земля с маленькими-маленькими домами и деревьями. Лейтенант прикинул высоту и покачал головой – выходило, что Надежда летела на расстоянии полуверсты от земли.

– Скажите, мадемуазель, – спросил он, – а что, у вас каждый может взять и научиться летать по небу. Я бы тоже был не против пройти обучение искусству полета.

– В общем, если здоровье позволяет и есть желание, то пилотом может стать любой человек. Вот вернемся домой, – кокетливо сказала Надежда, – и если у вас не пропадет желание научиться летать, то я, Геннадий, охотно стану вашим преподавателем.

– Буду вам весьма благодарен, – произнес Невельской, – со своей стороны, мадемуазель, я обещаю стать самым прилежным вашим учеником.

– Думаю, Геннадий Иванович, что умение управлять мотодельтапланом может вам пригодиться, – неожиданно став серьезным, сказал подполковник Щукин. – Как я слышал, в самое ближайшее время вам предстоит отправиться на Дальний Восток, чтобы там заняться исследованием морей и островов. Вот там-то и можно было бы воспользоваться мотодельтопланом для того, чтобы с воздуха рассмотреть коварные мели и увидеть то, что нельзя увидеть с борта корабля. Думаю, что один из открытых вами островов вы непременно назовете именем вашей учительницы, – Олег хитро улыбнулся и посмотрел на свою дочь.

– Пренепременно, Олег Михайлович, – воскликнул Невельской, – я бы назвал в честь мадемуазель не только остров, но и целый континент, но они, к сожалению, все уже открыты.

– Хватит вам тут лясы точить, – ворчливо произнес Вадим Шумилин, заходя в кубрик, – мы уже на подходе к Датским проливам. Ветер крепчает, и капитан-лейтенант фон Глазенап хочет зайти в один из норвежских портов, чтобы переждать там шторм. К тому же не обошлось без повреждений гребных колес и судовой машины. Так что надо усилить охрану нашего узника – как бы он не воспользовался нашей вынужденной стоянкой и не попытался сбежать на берег…

Император при очередной встрече с Шумилиным выглядел весьма озабоченным. Николай явно нервничал, отводил при разговоре глаза, словом, чувствовалось, что он хочет что-то сказать своему «тайному советнику» из будущего, но не решается сделать это.

Александр, видя душевные муки императора, не выдержал и, дождавшись паузы в разговоре – речь шла о делах внешнеполитических – спросил у царя напрямую:

– Ваше величество, что-нибудь произошло? Я вижу, что вы чем-то сильно озабочены.

Император нахмурился и грозно посмотрел на Шумилина. Но, видимо, вспомнив – с кем он имеет дело, обмяк и лишь досадливо махнул рукой.