Александр Михайловский - Имперский союз: В царствование императора Николая Павловича. Разминка перед боем. Британский вояж

– Вот как, – сказал Николай, – тогда мне понятен и необычный акцент госпожи Румянцевой, и несколько странное построение ее фраз. А вы, мадам, подданная российской короны, или?.. – поинтересовался царь.

– Я гражданка Северо-Американских Соединенных Штатов, но русская по происхождению, – ответила Ольга. – Впрочем, если я все же надумаю остаться жить в России, то с радостью стану вашей подданной, государь.

Николай с одобрением посмотрел на Ольгу.

– Нашей великой стране очень нужны те, кто сможет принести ей пользу, – сказал он, – а вы, как я вижу, неплохо разбираетесь во всех этих вещичках… – он показал рукой на туалетный столик. – Полагаю, что вы найдете в Петербурге немало знатных дам, которые будут чрезвычайно рады воспользоваться вашими услугами.

– Я думала об этом, ваше величество, – ответила Ольга, – и скорее всего, воспользуюсь вашим предложением. В Новом свете много замечательных вещей, которые могли бы пригодиться здесь, в России.

– Это интересно, – сказал Николай. – Дорогая, – обратился он к жене, – ты узнай, где остановилась госпожа Румянцева, и пригласи ее в любое удобное для нее время во дворец. Я думаю, что нам будет интересно и полезно послушать ее рассказы о том, как живут люди на другом конце света. А сейчас извините, но я вынужден проститься с вами. Ты, конечно, не забыла, что через полчаса мы должны быть на разводе караула гвардии в Манеже? – обратился он к Александре Федоровне. – Собирайся, я буду ждать тебя внизу. До встречи, сударыня, – император кивнул Ольге и вышел из комнаты.

После ухода императора, Ольга распрощалась с Александрой Федоровной и, сопровождаемая лакеем, вышла из Аничкова дворца. Идти в квартиру Одоевских ей не хотелось. Наверняка там мужчины ведут бесконечные беседы о политике, ружьях, пушках и прочей дребедени. Ольга решила прогуляться по Невскому проспекту. Было там еще одно место, которое ей очень хотелось посетить. И не только из любопытства.

У Казанского моста напротив одноименного собора стояло известное всему Петербургу здание. Принадлежало оно госпоже Энгельгардт, которая устроила там нечто вроде дворца культуры того времени. Здесь выступали лучшие музыканты Европы (именно в концертном зале ее дома была впервые полностью исполнена «Торжественная месса» Бетховена) и устраивались знаменитые маскарады, на которые съезжался весь столичный бомонд.

Был в доме госпожи Энгельгардт и некий «Храм очарований, или механический, физический и оптический кабинет г. Гамулецкого де Колла». И прежде, чем описать чудеса этого «храма», стоит рассказать немного о его создателе.

Антон Маркович Гамулецкий был сыном полковника прусской армии. Родился он в Польше в 1753 году. Там, в Варшаве, в 1780 году молодой Антон познакомился с всемирно известным магом, чародеем и шарлатаном – все в одном флаконе – графом Калиостро. Граф, как он обычно поступал в таких случаях, начал свою коммерческую деятельность с основания «египетской масонской ложи», а закончил торговлей «эликсиром молодости» и прочими привычными для него разводами богатеньких лохов, коим в любой стране несть числа.

Впрочем, помимо лохов в Варшаве проживали и умные люди. Граф Мосьцицкий, неплохо разбирающийся в химии, быстро разоблачил Калиостро, и тому пришлось срочно покинуть Варшаву, во избежание больших неприятностей.

Но на 27-летнего Антона Гамулецкого «маг и чародей» произвел огромное впечатление. Молодой человек уехал вслед за Калиостро в Париж, где стал одним из его учеников. Причем самым лучшим и талантливым.

В 1794 году Гамулецкий приехал в Россию. Он служил в Риге, затем в Санкт-Петербурге, а потом перебрался в Москву. Жил Антон Маркович в Первопрестольной до 1812 года. Во время французской оккупации Москвы, Гамулецкий в огне знаменитого пожара потерял все имущество, и после изгнания Бонапарта из пределов России, перебрался в Санкт-Петербург.

Обосновавшись в доме Керстена на Почтамтской улице, ученик Калиостро создал множество удивительных механизмов, которые с удовольствием демонстрировал всем желающим. В отличие от своего знаменитого учителя, делал он это вполне бескорыстно. Правда позднее, перебравшись на Большую Мещанскую улицу, Гамулецкий стал взимать плату за показ, так как даже магу и чародею каждый день надо кушать. Да и изготовление механизмов стоило немалых денег.

Ну, а еще позднее пан Гамулецкий перебрался в дом госпожи Энгельгардт, и в его «Храм очарования» валом валили все желающие увидеть чудеса, созданные руками умелого мастера.

Вот туда-то и направилась Ольга, несмотря на то что попасть в кабинет чудесного механика было непросто. Но для симпатичных дам он, как истинный поляк, делал исключения.

Антон Маркович Гамулецкий оказался веселым неунывающим старичком, седым, как лунь, и, несмотря на почтенный возраст, никогда не употреблявшим очков. Был он живым и шустрым, словно капелька ртути.

Ольга поднялась в его «Храм очарования» по лестнице, устланной бархатом, вытканным золотом. При входе ее встретило первое чудо: на верхней площадке в воздухе парила золоченая фигура ангела размером в человеческий рост. Любой мог убедиться в том, что она висит в воздухе без опоры на что-либо. Когда гостья поднялся на площадку, ангел вскинул руку, в которой держал валторну, приложил ее ко рту и заиграл какую-то торжественную мелодию, достаточно натурально шевеля пальцами, перебирающими клапаны духового инструмента. Гамулецкий, самолично решивший показать все свои чудеса очаровательной «пани Ольге», гордо сказал ей:

– Десять лет я искал точку расположения и вес магнитов и железа, чтобы ангел держался в воздухе.

По обеим сторонам входной двери стояли две фигуры механических лакеев. Они приветствовали посетителей наклоном головы. Само помещение «Храма очарования» было сплошь облицовано зеркалами, так что создавалось впечатление безграничного пространства. В одном из кабинетов стоял диван, внутри которого находился включаемый автоматически «музыкальный ящик», начинавший наигрывать сидящему на нем человеку тихую приятную музыку.

Подобных автоматов у Гамулецкого было много. Купидоны с крылышками и луками старательно затачивали роковые для сердец влюбленных стрелы, из бронзовой вазы появлялся амур, играющий на арфе, механический петух взлетал на насест и, хлопая крыльями, кукарекал. Из угла лаяла механическая собака, механический же черный кот мяукал, мурлыкал и выгибал спину. По полу, шипя и извиваясь, ползала механическая змея. Стоявшие на столах часы по мановению «волшебной палочки» чародея останавливались, а маятником «угадывалось» задуманное посетителем число, обозначая его количеством качаний.