Мария Архангельская - Пес войны [СИ]

За всё время празднеств Гирхарт не виделся с Фриной, и сам удивился, насколько успел по ней соскучиться. Утром четвёртого дня он первым делом направился к ней, но оказалось, что она уехала в недавно подаренное им поместье. Неприятно удивлённый тем, что его подруга могла покинуть его, даже не поставив в известность, Гирхарт чуть было не кинулся следом, но вовремя опомнился. Ограничившись тем, что послал ей вслед письмо с просьбой объяснить своё поведение, он вернулся к заждавшимся его государственным делам.

К его некоторому удивлению, молодая супруга решила не ограничивать общение с ним спальней и протокольными церемониями. Эджельстана повадилась присоединяться к нему за трапезами, развлекая мужа беседой. Она была неглупа и в самом деле хорошо образована, много знала об искусстве Коэны, и они весьма мило обсуждали поэзию и музыку. Правда, когда она попыталась заговорить о политике, Гирхарт мягко, но непреклонно дал понять, что эту тему в беседах с супругой он затрагивать не собирается. Эджельстана не сдалась и спросила, каковы обязанности императрицы, потому что сидеть без дела ей скучно.

— Держать двор, — хмыкнул Гирхарт, — блистать на троне и родить наследника. Впрочем, если Вам действительно скучно, Вы без труда сможете найти себе занятие. Не знаю, как в Эмайе, а в Коэне, к примеру, императрицы традиционно занимались благотворительностью и покровительствовали искусствам. Вот и Вы займитесь, если угодно.

Фрина вернулась через три дня — ровно столько ей понадобилось, чтобы доехать до своего поместья, получить его письмо, догнавшее её сразу по приезде, и проделать обратный путь. Когда Гирхарту доложили об её приезде, он был у себя в кабинете.

— Ну и как это понимать? — хмуро спросил он, когда женщина переступила порог.

— Извини, пожалуйста, — несколько смущённо сказала Фрина, — но я думала, что ты знаешь.

— Знаю? По-моему, мы с тобой даже не говорили на эту тему.

— Зато я говорила с твоей женой.

— С Эджельстаной? Это она приказала тебе уехать?

— Не приказала — попросила. Через день после свадьбы она пригласила меня к себе, весьма милостиво со мной побеседовала, а в заключение попросила исчезнуть на некоторое время и не мешать вам поближе узнать друг друга. Не в таких, конечно, выражениях… Причём у меня осталось впечатление, что ты всё знаешь и ничего не имеешь против.

— Фрина, — укоризненно сказал Гирхарт, — неужели ты думаешь, что, приди мне такое в голову, я не поговорил бы с тобой сам? Разве мы с тобой первый день знакомы?

Фрина качнула головой. Вид у неё был пристыжённый и в то же время довольный.

— А Эджельстана… Ну, стервочка! — Гирхарт усмехнулся. — Неужели она и впрямь думала, что из этого что-то получится?

— Попытка — не пытка, — заметила Фрина. — Она ничего не теряла в случае неудачи.

— Кроме моего расположения.

— Его у неё и так не слишком много. Так что все остались при своих. Ты же не отошлёшь её теперь, верно?

— Верно. Но это не значит, что я не выскажу ей всё, что я о ней думаю. Подобную самодеятельность надо пресекать.

Эджельстана покорно выслушала упрёки, даже не пытаясь оправдаться, смиренно попросила прощения и пообещала больше никогда так не поступать. Её уступчивость не понравилась Гирхарту, но придраться было не к чему. Правда, беседам за трапезами теперь пришёл конец.

К предложению же заняться благотворительностью и меценатством императрица отнеслась более чем серьёзно. Она поинтересовалась, какими средствами она может располагать. Денег в казне, как обычно, не хватало, приданое же самой Эджельстаны было относительно невелико, и к тому же по восточному обычаю она получила не земли, а пожизненное право на доходы с них, которые, хоть и выплачивались довольно аккуратно, почти целиком уходили на содержание императрицы и её штата. Но поворачивать назад было поздно. Пришлось, проклиная свой длинный язык, изыскивать средства, которые сам Гирхарт, дай ему волю, использовал бы с куда большим, как ему казалось, толком. Наконец соглашение было достигнуто, и император предоставил супруге распоряжаться отвоёванными деньгами по своему усмотрению, обязав лишь давать ежемесячный отчёт о своей деятельности.

Жизнь стала входить в более-менее накатанную колею, и у Гирхарта появилось время вплотную заняться Тинином. А его обитатели взялись мутить воду не только в Настаране. По сообщениям Исмира, ему также удалось перехватить с десяток весьма любопытных писем, адресованных вождям нескольких племён побеспокойней. Ненавязчиво внушаемая мысль, что после падения Коэны настала пора свести старые счёты с соседями, ранее отложенные из-за наличия общего врага, обещала, если не задавить её в зародыше, похоронить все усилия Гирхарта по поддержанию хрупкого мира в этой беспокойной провинции. Увы, задавить-то её и не получалось, ибо падала она на благодатную почву. А ведь отсюда недалеко и до идеи потеснить мешающего развлекаться наместника, да и саму Сегейрскую империю послать куда подальше. Следующим шагом самых умных и самых глупых из воинственных вождей должна была стать мысль: а что мешает мне самому возглавить Смун? И можно не сомневаться, что если до неё не додумаются сами, им подскажут.

Единственной возможностью выиграть эту партию было играть на опережение. Поэтому, предоставив в распоряжение Исмира пару полков, в которых не было ни одного смунца, а также уполномочив его применить самые жёсткие меры в случае, если ситуация выйдет из-под контроля, Гирхарт занялся поисками уязвимых мест у своего противника.

Он не сомневался, что таковых хватало. Ситуация в Тинине зеркально повторяла ситуацию в Смуне: враги, временно отложившие распри перед лицом более сильного противника, ничего не забыли и не простили друг другу. Достаточно плеснуть немного масла, чтобы вражда разгорелась с новой силой. И всё же главные надежды Гирхарт возлагал не на коэнцев, а на коренных тининцев. Пока ещё они, в отличие от большинства отколовшихся провинций, не пытались восстановить свою власть. Тинин был одной из старейших земель, завоёванных Коэной, давным-давно привыкшей и смирившейся с неволей, но его вполне можно было подтолкнуть в нужном направлении. Должны же там задуматься рано или поздно, по какому праву коэнцы продолжают у них распоряжаться? Когда за ними стояла вся мощь империи, это ещё имело смысл, но сейчас-то почему тининцы должны это терпеть?

Между тем союз с Эджельстаной принёс ожидаемый плод. На четвёртый месяц их брака врачи объявили, что императрица беременна.

— Вряд ли они выступят без вождя, — тининский купец, а по совместительству информатор Гирхарта, покачал головой. — Всё это разговоры и не более того. Как бы то ни было, коэнцы сидят крепко, а местной аристократии есть что терять.