Константин - Кому на руси жить

Исчезли обносившие стол девчонки, стало слышно чавканье жующих ртов и возню ложек по тарелкам и бадейкам. Я мысленно махнул рукой на ситуацию и решаю угоститься, зря что-ли приволоклись в такую даль. Эти пусть смотрят, рожи аж позеленели от злости.

Одним махом заливаю в себя целый полулитровый медный кубок слабоалкогольного пойла на основе меда с травами и с удивлением понимаю, что напиться не получится. Мне такой мочи ведра три надо выхлебать, чтоб слегка опьянеть. Я же не верблюд, в натуре! Могли б простого пива подать, чего выпендриваться-то?

Через три минуты становится понятно, что и накушаться, по ходу, не судьба. Если за интерьер и стилизацию я бы выставил этому заведению высший бал с плюсом, то повар получает от меня твердый “кол”. Нельзя кормить людей дурно пахнущей густой как глина гороховой кашей, тремя видами киселя, размоченными в молоке сушеными ягодами, какой-то широколистной травой типа щавеля и комковатой простоквашей в глиняных кружках. Из мясного на столе лишь темные, вареные куски жесткой дичины, не жующейся и не соленой. Пожевав без всякого аппетита серую горбушку невкусного, пресного хлеба, сбрызнутого кислой сметаной, я вконец опечаливаюсь.

У ребят напротив трапеза затягивается. Ну с усачем понятно, такое брюхо набить – вспотеешь, но и молодежь туда же, лопают как в последний раз, аж жилы на лбах повздувались, веслами орудуют как заправские байдарочники. Миша с энтузиазмом разбирает пухлыми пальцами копченого карася, кости под стол сплевывает, кисельком овсяным не брезгует. В детстве на речную рыбу у меня была аллергия, так что карась отпадает сам собой. Взгляды присутствующих тяжелеют, когда я со скучающим видом отстраняюсь от стола и демонстративно скрещиваю на груди руки. Пытаюсь слизать виртуозную технику предотвращения попадания длинных усов в кисель.

Усатый в ответку впился в меня едким прищуром хитрых глаз как начинающий искусствовед в картину Ван Гога. Когда он жует, его щеки смешно потряхиваются в такт челюстям, словно два кожаных мешочка за ниточки дергают, а толстый, широкий нос с крупными грязными порами походит на кусок поролона когда его сжимают и разжимают в руке.

Под его пристальным взором мне неуютно, он, словно, ждет от меня каких-то действий или слов и крайне озодачен моим молчанием.

Наконец, экологически чистый обед подходит к своему логическому завершению – все тарелки, миски, жбанчики и кубки опустели, лица вкушавших розовеют, глаза соловеют. Насытились голуби. По всем признакам сейчас должна начаться вторая часть Марлезонского балета и меня станут склонять к подвигу.

Моим догадкам через минуту дает подтверждение глава собрания. Щекотряс смачно отрыгнул, отодвинул от себя пустую тарелку с болтающейся в ней мокрой ложкой. Оглядел сытым взором избавленный от яств стол. И только собрался исторгнуть из себя какие-то слова, как я непочтительно его прерываю:

- Вообще-то, – говорю, – неплохо бы для начала представиться. Меня Андрюхой зовут.

Рваный аж подпрыгнул и в бок меня локтем тычет.

- Этого я знаю, – на Бура киваю, – а остальных впервой вижу. Вот ты, уважаемый, кто такой? До степенных лет дотянул, а вежливости не научился? То, что вы все из леса не оправдание. Меня, например, мама учила с незнакомыми мужиками не разговаривать, не есть, не пить, за ручку не ходить. Кто ж знает, какие там у вас наклонности нехорошие имеются. А вы, мало того, что не знакомые, еще и рожи ваши мне очень не нравятся, прямо не знаю что и делать.

Тишина как у Дракулы в гробу.

Усатый медленно встает, с шумом роняя свою лавку. Руки на пузе складывает, большие пальцы под пояс засовывает.

- Больно ты дерзок для татя неумытого! – рокочет. – Мне ведь только взгляд кинуть и не будет тебя!

Черт, “Оскара” в студию! Старина Станиславский тут бы во весь голос завопил: «Верю!»

- Не будет меня, – говорю спокойно, – не будет и серебра, вот Головач огорчится. Ты, дядь, лучше сядь и начни все сначала, причиндалами мы потом померяемся, когда дело сделаем, лады? Я очень хочу получить десятую долю как мне было обещано и наизнанку вывернусь лишь бы прижиться при боярском дворе. Если вы пропустили мимо ушей, то, что говорил всем и своему дядюшке в частности Овдей, – на вконец обалдевшего Мишу киваю, – то напоминаю: амнезия у нас, не помним мы ничегошеньки, хоть режьте, поэтому желаем, чтобы все формальности были соблюдены. Если усек – можешь начинать.

Я затыкаюсь и клею на лицо обезоруживающую улыбку.

Слышно как снаружи стучат пятками по дощатому причалу грузчики, жужжит где-то шмель, тренькнул склянками в глубине корчмы испуганный халдей.

Подобно синему киту усач с шумом выпускает из надутой груди воздух. Опускается на услужливо подставленную Буром скамейку и заявляет, что он, дескать, единоутробный брат боярина Головача Минай и не знать этого просто стыдно.

- Тоже – боярин? – спрашиваю.

- Нет, – говорит, – пока...

Дальше подрастративший спесь Минай рассказывает, что рядышком с Буром сидит еще один сын Головача – Завид (а я бы и не сказал, что они родные, Бур – темный, кареглазый, этот – белобрысый, рябенький). С Завидом сидят молодые воины Кульма и Протас, им всем полностью доверяет сам Головач и я, стало быть, обязан. Корчмаря зовут Кулей и он тоже свой в доску.

Отодвинули, значит, Бурушку от командования, это явно не добавило ему дружелюбности, сидит и неприязненно так на дядю косится. Миная это нисколько не колышет, он уже пришел в себя от моей наглости и вновь почувствовал себя хозяином положения.

Собственно, план изъятия серебра у незаконных владельцев у них жиденький и его я уже слышал от Миши. Если бы я действительно собирался возвращаться в разбойничью банду и искать сокровища, у меня возникло бы несколько вопросов. Два самых главных я решил все же задать, чтобы явить свою заинтересованность.

- Как – спрашиваю, – мне попасть к тем разбойникам, если я даже не знаю, то есть – не помню где их искать? И еще: что если серебро уже разделено по долям среди участников налета? Как мне прикажете его собирать?

Минай снисходительно ухмыляется и говорит, что не нужно никого искать – сами найдут, стоит потереться в людных городских местах, таких как торг для примера. Если сразу нож в бок не сунут, почитай полдела сделано.

Ко второму пункту моих замечаний братец боярина отнесся вовсе легкомысленно и предложил мне проявить смекалку на месте, разрешил даже перерезать поголовно всю разбойничью шайку во главе с атаманом, но серебришко добыть.

Я соглашаюсь. Смекалку, так смекалку, чего тут непонятного? Минай продолжает говорить, но факт наличия у причала большой лодки начинает занимать мое внимание больше, чем его трескотня. Я принимаюсь быстро соображать как попасть на эту или какую другую лодку, с кем договориться, чтобы сдернуть отсюда по воде. Могут запросить и наверняка запросят денег. Спросить с этих аванс? Не дадут, я б не дал... Так, что еще? Торг? Торг это же не что иное как рынок, базар? Добраться до городского рынка? Потрясти местных жиганов, если они там водятся. Денег можно надыбать у Миши, ведь у Овдея дома точняк кой-какие нычки есть.