Владимир Бабкин - Петроградский мятеж [СИ]

Честно сказать у меня было ощущение, что мои уши горят со стыда. Какой же я героический осел! Когда же я научусь думать в государственных масштабах? Какого черта я, вместо того, чтобы спешно покинуть угрожаемый участок, что сделал бы любой глава государства, полез геройствовать? Впрочем, к моему личному идиотизму тут явно прибивалась еще и глупая бравада прадеда, в теле которого я пребываю. Ведь сколько раз Император прямо запрещал этот героический идиотизм, но прадед все равно, раз за разом лично вел в атаку сначала Дикую дивизию, а потом и кавалерийский корпус. Лично и прямо на неприятельские пулеметы! А ведь второй человек в очереди к трону не имеет права на подобное! В общем, этот идиотизм у меня наследственный и семейный. И нужно прекращать страдать этой героической фигней. В конце концов, на моих плечах государство.

Я встал, опираясь на руку Кутепова. Кто-то успел принести мою доху и из чудом уцелевшего зеркала на меня глянул вполне себе героический Император, бодренький, хоть и с перебинтованным лбом и со следами взрыва на одежде. Но это как раз и добавит героизма. Тьфу ты, с героизмом этим!

- Пригласите газетчиков в Николаевский зал.

- Но, Государь, - запротестовал Рутковский, - там все вверх дном и идет эвакуация раненных!

- Вот именно! - киваю я и мы устремляемся на выход.

На ходу Кутепов сказал вполголоса:

- Государь, в Концертный зал не стоит ходить. Там могут быть неразорвавшиеся боеприпасы или бомбы. Да и вообще...

- Что вообще?

- Месиво. - коротко ответил генерал. - Вы чудом отделались царапиной. Слащев ранен. Остальные, кто был рядом, все погибли или получили серьезные ранения.

- Репортеры там уже были?

- Так точно. Все сняли и записали.

Я кивнул. Да, выжил я чудом. С героическим идиотизмом нужно завязывать. Никого не спас и сам чуть голову не сложил по дури своей. Кому было бы от этого лучше? Разве что заговорщикам.

Николаевский зал и в самом деле напоминал ту самую посудную лавку, в которой порезвился слон, поскольку в воздухе висела пыль штукатурки, длинные шторы развивались на ветру, а суетящиеся люди пытались быстро перекладывать с коек на носилки тяжелораненных. Вслед за нами вбежали газетчики. Я обернулся к ним. Полыхнуло несколько вспышек и карандаши замерли на чистых страницах блокнотов.

- Господа представители прессы! Подлые заговорщики, для которых нет ничего святого в жизни, организовали очередное покушение на меня. Их не остановило, что вместе со мной от взрыва могли погибнуть или пострадать больше тысячи героев войны, проливших кровь за свою Отчизну и ныне находящихся в госпитале Зимнего дворца на излечении. Господа, к нам пришла беда. От взрыва бомбы мятежников погибло много людей. Куда большее число получило ранения и увечья. Несколько сотен тяжелораненных героев фактически оказались на морозе, поскольку, как вы видите, взрывом выбило стекла. Обратитесь через ваши газеты к петроградцам с призывом о помощи. Нам нужны добровольцы, нам нужен транспорт, нам нужны временные места для размещения раненных в тепле, пока мы будем решать вопросы с их распределением по другим госпиталям. Это все, господа. Не теряйте времени!

- Состоится ли Высочайшая аудиенция для прессы? - спросил кто-то.

- Да. Но позже. - я указал рукой в зал за моей спиной. - Раненные требуют помощи, не время разговоров, господа!

* * *

ПЕТРОГРАД. МИЛЛИОННАЯ УЛИЦА. 6 марта (19 марта) 1917 года. День.

- Господин Глобачев, Его Императорское Величество прав, вы можете совершить непоправимую ошибку, если будете совершать необдуманные поступки.

Изменившаяся обстановка требовала от Рейли импровизации. Он был готов к многому, но совершенно не учитывал вариант, когда в двери этой квартиры на Миллионной улице вдруг вломится не просто российская полиция, но еще и с министром внутренних дел во главе. И если в случае с обычными полицейскими чиновниками можно было бы рассчитывать на пиетет перед иностранцами и шок от осознания того, что вместо каких-то бомбистов-социалистов они наткнулись на целого генерального консула Великобритании, то в случае с Глобачевым на это рассчитывать было глупо. Равно как и не приходилось рассчитывать на возможность банального подкупа этого нового министра. Нет, русские министры продавались, как правило, охотно и даже гордились возможностью услужить самой главной нации в мире, но случались и исключения, и Глобачев как раз таким исключением и был. Поэтому единственной возможностью, по мнению Рейли, была возможность сыграть на том, что пока он, Глобачев, бежал захватывать заговорщиков, за это самое время политический расклад в стране изменился и тот, кто еще четверть часа назад был одним из самых влиятельных министров правительства Нечволодова, вдруг, в одночасье, превращается в изгоя, и его единственный шанс в этом случае, это возможность вовремя сориентироваться и сменить хозяина. Именно на это и напирал сейчас Рейли, стараясь посеять сомнения в душе Глобачева.

- Его Императорское Величество? - переспросил министр.

- Именно Его Императорское Величество. - подтвердил Рейли.

- Его Императорское Величество Кирилл Владимирович? - уточнил Глобачев.

- Именно так. - кивнул английский лейтенант разведки.

- И вы все готовы это подтвердить, господа? - обратился министр внутренних дел к присутствующим. Те энергично закивали. Тогда Глобачев обернулся к стоящим у него за спиной и спросил. - А вы, господа, готовы подтвердить под присягой, что видели все происходящее своими глазами?

Стоящие радостно закивали. Глобачев кивнул и обратился к сидящим.

- Да, я забыл вас представить друг другу. Итак, господа, имею честь представить вам Великих Князей Николая Александровича и Кирилла Владимировича, а так же наших английских гостей - генерального консула Великобритании в Москве господина Локхарда, коммандера британского флота господина Кроми и офицера британской разведки господина Рейли, который более известен российской полиции как Соломон Розенблюм, уроженец солнечной Одессы, авантюрист и проходимец. - Глобачев поклонился побледневшему Рейли. - А это, господа, представители столичной прессы, на глазах у которых российская полиция раскрывает заговор против государства и лично против Его Императорского Величества Государя Императора Михаила Александровича.

ГЛАВА IX. ДВОРЦОВЫЕ КОВРЫ ВСЕГДА ИМЕЮТ ДВЕ СТОРОНЫ

ПЕТРОГРАД. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ. 6 марта (19 марта) 1917 года. День.

Еще не побежали по улицам столицы горластые мальчишки, и экстренные выпуски газет еще не успели покинуть стен своих типографий, а к Зимнему дворцу уже начал стекаться народ. Кто из чистого любопытства, кто с обеспокоенностью, а кто и с желанием помочь, если, конечно, кому-то эта помощь там понадобится. И пусть мотивы у всех были разные, но каждый из идущих к главному зданию Империи понимал - такой мощный взрыв не мог не привести к жертвам и разрушениям.