Владимир Лакодин - Беглец отовсюду (СИ)

Шимма вдруг помрачнела и ответила Полу за Анит:

— А как ты думаешь? Когда прямо вот в голове по три раза за неделю видишь, как все близкие болеют, стареют, умирают… То пожары видишь, то набеги, то чуму. И все как по-настоящему.

Я б с ума сошла!

— Подождите, — смешался Пол, — Так всегда, что ли?.. И почему такое безнадежное всё — чума, набеги? Ну ты же можешь, не знаю там… кого-то полюбить? В будущем?.. Быть счастливой?

Улыбка Анит стала жалкой.

— Понимаешь… Мне невозможно никого полюбить. С этим жить нельзя. Я папу видела утонувшим в болоте, убитым в драке, умершим от болезни, потерявшим руку в кузне и иссохшим от бездельного мучения. Я видела тысячу его смертей, я видела его нищим, сошедшим с ума, попавшем в плен и на пытку… Это всё — вероятное будущее. Оно всегда у меня внутри.

Если я полюблю еще кого-то… Будет то же самое. Я не выдержу столько.

— А что, это нельзя прекратить? Ну, может, Доктор что-нибудь знает…

Лицо Анит побледнело и стало похоже на мраморную маску статуи. Губы дрогнули, но она справилась с собой и ответила:

— Я не хочу это «прекращать». Потому что папа… он опасности не признает. Он думает, что нет такой силы, чтобы его сломала. Я за него боюсь, потому что такая сила есть. И если я вовремя не увижу, когда что-то к нему подбирается… Как это уже было и не раз… То однажды наступит такое будущее, в котором я быть не хочу.

И если меня «вылечить» от видения — я стану слепая. Это еще страшней.

Пола словно обухом по голове ударило. Ему не приходило на ум, что ясновидение — это не удобный для существования фокус, а почти проклятие. Вся радость беседы и дружеской трапезы куда-то улетучилась. За столом повисло неловкое молчание. Да еще оказалось, что за окном наступили сумерки, и в комнате потемнело.

Тишина эта тяжелой минуты тянулась и тянулась. Полу стало так горько на душе, что с утроенной силой вернулась забытая было тоска по дому и родителям. Он против воли прерывисто вздохнул, но тут кто-то ткнулся снаружи в дверь и послышался голос Доктора:

— Дети, открывайте — это я.

Когда старик вошел, озабоченный и мрачный, это не добавило веселья, но зато продолжилась обычная жизнь. Шимма принялась зажигать свечи, Анит — убирать со стола. Проснулся Викул, продрал глаза, пояснил, что «маленько прилег» и вопросительно уставился на Доктора. Тот постоял, нервно оглаживая бороду, и объявил:

— Есть новости. Не знаю, что и думать. Сядьте все — я расскажу.

Утро было полно ожидания и страхов. Доктор не мог усидеть на месте — расхаживал по комнате и поминутно подходил к окну. Он то принимался курить, то доставал из сумки какие-то бумаги и заново просматривал их. Даже завтрак Хтоний провел на ногах.

Он ждал известия. И вместе с ним его ожидали все. Вчера вечером старик и кузнец долго составляли записку, в содержание которой детей не посвятили. Сказано было только, что она отравится в королевский дворец — одному из старых знакомцев Доктора.

Викул к этой затее отнесся с сомнением и заявил другу:

— Суешь голову в петлю. Чую, как на духу.

Однако намерениям старика не противился.

Вчера, как выяснилось, Доктор узнал следующее: загадочный Дюк Морини, охотящийся за ними, является самозванцем. Как Хтоний пояснил Полу, кузнецу и девушкам, настоящий Адвард Морини, наследный дюк, умер и похоронен очень давно. А значит, тот, кто выдает себя за него, прямо обманывает короля. Отсюда следует, что цели самозванца далеки от тех, что он, вероятно, высказывает. И что, если сопоставить известные факты, вырисовывается главная задача «Морини» — захват власти во всем королевстве и превращение его величества Улафа в послушную марионетку.

Как все поняли, Доктор Хтоний возымел намерение лично и тайно встретиться с королем, для чего и была отправлена записка, выполненная рунами и зашифрованная.

Когда старик сообщил главное, Викул с подозрением заявил, что мало ли каких слухов наловил в городе Хтоний, и что как бы им всем не ввязаться в драку господ, при которой обычно костей не собирают йонмааны.

Но Доктор объяснил, что изучал вовсе не слухи, а просидел несколько часов в архивах законников, занимающихся делами о наследовании земель и титулов. Оказалось, что он проследил родословную настоящего Дюка Морини и обнаружил копии нескольких актов, происходивших из Фоксии, где тот был похоронен рядом со своим дедом Драмогаром и родителями.

Эти бумаги однозначно говорили о том, что владельцем поместья Милые Ивы, которое когда-то получил от фоксийского короля Дюк Драмогар, является его жена — Мэри. И перешло к ней владение после смерти сына и снохи — родителей Адварда Морини. А сам несчастный юный дюк даже не успел стать наследником, потому что погиб на охоте в возрасте пятнадцати лет.

Кузнец долго не мог понять, кто за кем умер и кто чего наследовал, пока Доктор не начертил ему схему на клочке бумаги. А когда понял, то только утвердился в мысли, что ввязываются они в ужасную заваруху, в которой им головы не сносить. Тем не менее, он полностью доверился Хтонию и только долго убеждал того написать записку как можно более неопределенно: «Скажешь все на словах — потом. Не надо этим бумажкам ничего доверять, Ворона ради! Видишь оно как — человеков уже давно нет, а бумажки-то лежат! И в них всякое написано. Это ж как следы!..»

Полу по размышлении ситуация показалась совершенно дикой. Он отчетливо понял, что благодаря своим необъяснимым «выпадением» оказался вовлечен в политические интриги какого-то сказочного, пряничного на вид королевства. Страны, располагающейся на неизвестной планете, под незнакомыми звездами. Да еще и полной, как оказалось, боли и несправедливости.

Пол ощущал, что даже видимость контроля над собственной жизнью он потерял. И вынужден теперь положиться на волю и ум чужих, незнакомых людей. Хоть они и оказались приятными, заботливыми и дружественно настроенными.

Некоторое время все это мучило его, а особенно — та холодность и отчужденность, которую он вдруг почувствовал по отношению и к девушкам, и Викулу с Доктором. Все утро он чувствовал себя чужим — в этих комнатах, в этом городе, на этой планете. Полу так и хотелось выкрикнуть: «Да почему я должен во всем этом участвовать?»

Однако после молчаливого завтрака, которые все нарочно затягивали, потому что сидеть и ждать неизвестно чего, сложив руки, было вовсе невыносимо, Полу немного полегчало.

Шимма вновь показалась ему милой и смелой, Анит — окруженной тайной и трагически прекрасной, Викул — благородным, мощным и преданным, а Доктор Хтоний — мудрым, как тысячелетний дуб, и способным найти выход из любого положения.

Когда стали убирать со стола, в дверь постучали. Вошел Симон да Гэ и сообщил почему-то шепотом, что господина Хофмаана сию минуту ожидают в траттории «У Саламандры».