Иван Оченков - Путь на Балканы [СИ]

— Завтра на этом месте, одни и без оружия!

Как видно слова его были услышаны и наследующий день встреча состоялась. Главарь местных жуликов явился-таки на встречу, хотя и не в одиночестве, — чуть в стороне прогуливались со скучающим видом два мордоворота.

— Здорово, дядя, — поприветствовал его Будищев.

— И тебе не хворать, солдат. Зачем звал?

— Да так, дело одно есть.

— Что-то ты путаешь, солдат, нет у нас никаких дел. Ты балканских христиан от турецкого ига освобождаешь, а мы просто живем.

— Да я тоже хочу просто жить, причем, желательно здоровым и богатым, а не бедным и больным.

— Похвальное желание. Только вот мы тут при чем?

— Есть возможность заработать.

— И много?

— Точно не скажу, но не меньше пятидесяти тысяч франков.

— Откуда мне знать, что ты не врешь? — нахмурился жулик.

— А зачем мне врать? — вопросом на вопрос ответил Дмитрий.

— Не знаю, может ты жандарм!

— Русским жандармам ваши дела интересны как рыбе зонтик.

— Допустим. Но что за дело?

— Если договоримся, скажу.

— Считай, что договорились.

— Скоро у двух коммерсантов при себе окажется крупная сумма денег, с которой они отправятся в Бухарест.

— А ты откуда знаешь?

— Синичка на хвосте принесла.

— Темнишь ты что-то, парень!

— Не без этого.

— И сколько ты хочешь за свою информацию?

— Любую половину.

— Да ты с ума сошел! Где такое видано, чтобы наводчикам больше десятины давали?

— Дяденька, у тебя сейчас, сколько тех денег, о которых я толкую? Нисколько! А половина от "нисколько", это сколько? К тому же я не только наводчик, я и в дело гожусь.

— Складно врешь, солдат. Только если ты и в дело годишься, зачем мы тебе?

— Были бы у меня при себе верные люди, — со вздохом отвечал ему Дмитрий, — я бы ни в жизнь с такими как вы не связался. Но людей нет, а кусок больно велик. Боюсь подавиться.

— А половиной, значит, не боишься?

— Так мне что, других поискать?

— Зачем других! Говори, как дело устроим?

— Рано покуда. Просто ты своим скажи, что если я на базар приду, чтобы дурака не валяли, а знали что я по делу.

— Хорошо. Только не играй со мной, парень!

— И в мыслях не было, дяденька.

Граф Блудов, нахохлившись, сидел в приемной цесаревича и ожидал приема в самом мрачном расположении духа. История начавшаяся как анекдот, быстро превратилась в фарс. О подвигах его мнимого бастарда ходили совершенно фантастические истории, и досужие сплетники старательно распространяли их за спиной Вадима Дмитриевича. Последней каплей, совершенно добившей несчастного графа, стало полное недоуменных вопросов письмо от его сестры Антонины Дмитриевны.

Наперсница императрицы, с одной стороны, была склонна ко всякого рода мистике, сказкам и прочему вздору. С другой, женщина она была прямой, а потому не стала ходить кругом да около, а спросила в лоб: — Правда ли ее незаконнорожденный племянник так сильно отличился в деле освобождения балканских христиан и когда же ее беспутный братец, наконец, признает его и представит обществу?

Тут уж отмалчиваться было никак нельзя, потому что камер-фрейлина императрицы была представительницей влиятельных кругов, потерять в мнении которых человеку, беспокоящемуся о своей карьере, было крайне неосмотрительно.

Ко всему, Вадим Дмитриевич был осведомлен, что жандармы проводили расследование и доложили об обстоятельствах дела государю, однако, чтó именно они разузнали, а паче того, доложили, он не имел ни малейшего представления, а потому крайне беспокоился. Поэтому сейчас чиновник для особых поручений терпеливо ждал приема у цесаревича, а тот вовсе не торопился его принять.

Дверь хлопнула и в приемную зашел какой-то нижний чин, на которого Блудов поначалу не обратил никакого внимания. Впрочем, делать графу все равно было нечего и через некоторое время он скользнул по вошедшему рассеянным взором. Надобно сказать, что этот унтер и впрямь имел неординарную внешность. Высокий и статный, особенно на фоне тщедушного графа, с крестами на груди, но что особенно необычно, с чисто выбритым лицом, которое, к слову, показалось Вадиму Дмитриевичу смутно знакомым. Мундир его был в довольно жалком состоянии, хотя подобным в действующей армии было трудно удивить, а на ногах вместо сапог красовалось нечто вроде кожаных лаптей. При всем этом держался молодой человек свободно и непринужденно, будто всю жизнь провел в присутствии высочайших особ и близость наследника Российского престола его ни сколько не смущает.

— Граф, вас ждут! — выглянул из кабинета цесаревича адъютант.

Блудов тут же поднялся со своего кресла, и, оставив на спинке его пальто и цилиндр, суетливо посеменил в сторону двери. Но к несчастью, затекшие от долгого сидения ноги подвели своего хозяина и после несколько шагов подкосились. Вадим Дмитриевич попытался все же удержать равновесие, но не смог и, к своему стыду, позорно растянулся на ковре, покрывавшем пол в приемной.

На счастье, недавно зашедший сюда нижний чин, тут же пришел на помощь к оказавшемуся в неудобном положении чиновнику и, подхватив за талию, легко поставил на место и принялся отряхивать, приговаривая при этом:

— Что же вы, папаша, так неловко!

— Благодарю, голубчик, — жалобно пролепетал Вадим Дмитриевич и с ужасом увидел, что из кабинета на шум выглянул сам цесаревич.

— Что тут у вас? — пробасил Александр Александрович, услышав из их разговора только "папашу" и "голубчика".

— Оказываю помощь штатским, ваше императорское высочество! — тут же доложил унтер и стал усердно есть глазами начальство.

— Тогда заходите!

— Прошу простить меня, ваше императорское высочество за мой вид, — принялся расшаркиваться чиновник, не имевший возможности сменить свой дорожный фрак на вицмундир. — Только исключительные обстоятельства, вынудили меня обратиться к вашему высокому покровительству!

— Я знаком с вашим делом, — хмыкнул в ответ цесаревич. — Более того, именно мне государь повелел вынести по нему окончательное суждение.

— Уповаю на вашу справедливость и милосердие…

— Граф, оставьте этот высокий штиль для официальных приемов и отвечайте мне по совести, знаком ли вам этот молодой человек?

Блудов машинально повернул голову в ту сторону, куда показал великий князь и ошарашенно понял, что его спрашивают про унтера.

— Нет, ваше императорское высочество!

— А ты, братец, встречал ли прежде этого господина?

— Вживую – нет! — пожал плечами Будищев, начавший кое-что понимать.

— Как это? — выгнул бровь наследник престола.

— Портрет фотографический видал, ваше императорское высочество! Там этот господин, правда, помоложе был, да и одежда другая, но лицо – точно его.