Иван Оченков - Путь на Балканы [СИ]

— Ну вот и все, — хмуро заметил Дмитрий, посмотрев на печальную кончину криминального авторитета. — Не хрен меня пугать было. Я сам, когда в зеркало смотрюсь, бывает, пугаюсь.

— Это точно, Мить, — поддакнул Степка, принявшийся по привычке осматривать покойника.

— Валим отсюда, пока ветер без сучков. Скоро вся деревня на пожар сбежится. Надо только жмура назад определить, пусть кремируется!

— Граф, ты только посмотри, — вдруг возбужденно заговорил Егоров, нащупав наконец мешочки с добром. — А мазурик-то не пустой бежать собирался. Тяжелые, язви их!

— Стало быть, судьба. Хватай наследство и погнали.

— Ага, только может тут еще что дельного, вон у него полушубок какой справный…

— Пошли, говорю, крохобор, ты сам эту хурду в крови изгваздал!

Однако, почуявшего поживу бывшего артельщика было уже не остановить. Деловито срывая с остывающего трупа одежду и обшаривая карманы, он так увлекся, что не замечал ничего вокруг. Тем временем, Будищев, рана которого оказалась куда серьезнее, чем он думал, вдруг почувствовал, будто земля уходит у него из-под ног. Не в силах больше стоять, он был вынужден опуститься на застывшую землю, и понял, что самостоятельно подняться уже не сможет. "Господи, как глупо" – подумал он, — "Всю войну без единой царапины, а тут от ножа какого-то уголовника!" Ужасно захотелось пить, и он, зачерпнув полную пригоршню снега, попытался запихнуть ее себе в рот и не чувствуя вкуса принялся жевать.

— Я сейчас, Мить, еще немножко, — приговаривал тем временем Степка, продолжая обыскивать покойника, и не замечая, что его товарищ уже впал в беспамятство.

Тем временем, только притворявшийся убитым Мирча, выскользнул из ворот амбара и растворился в окружающей темноте.

Рано утром, когда казачий есаул пришел к коммерсантам с известием что пора отправляться, он застал их перепуганными и, судя по всему, не ложившимися.

— Пора, господа жиды! — не без издевки в голосе объявил им казак.

Те, впрочем, и, не подумав оскорбиться или еще как-то отреагировать, ни слова не говоря, вышли, держа в руках как драгоценность баул с бумагами. Быстро забравшись в сани, они устроились поудобнее, после чего один из них жалобным голосом сказал:

— Мы готовы.

— Тогда трогай, — крикнул офицер возчику и их маленький обоз, сопровождаемый охраной, двинулся в путь.

— Может, надо было засвидетельствовать свое почтение его высочеству? — тишком спросил Моше у своего старшего товарища.

— А может, ты заткнешься и хоть раз сделаешь, так как тебе сказали умные люди? — вопросом на вопрос ответил Хаим.

— Что вы там бурчите? — насмешливо осведомился есаул.

— Ваше высокородие, — обратился к нему старший из поставщиков и для подобострастия даже снял шапку. — Не скажите ли нам, отчего ночью был такой шум?

— Да амбар на окраине сгорел. Видать там какие-то бродяги прятались, да сами себя и подпалили сдуру!

— Что вы говорите! — покачал головой коммерсант. — Как страшно иногда жить…

Тяжелые веки открылись с таким трудом, как будто были, по меньшей мере, свинцовыми. В глаза тут же ворвался столь яркий свет, что их поневоле пришлось прикрыть. Однако это мимолетное движение не осталось незамеченным, и совсем рядом раздался смутно знакомый голос:

— Раненый очнулся, позовите скорее доктора!

На зов довольно скоро пришел младший ординатор, а затем вслед за ним появился и Гиршовский.

— Нуте-с, как ты себя чувствуешь, братец? — спросил младший врач, осматривая Будищева.

— Надо бы лучше, но некуда, — еле ворочая языком, ответил Дмитрий.

— О! Уже пытаетесь шутить? Прелестно, стало быть, вы идете на поправку.

— Боюсь, дорогой коллега, что этот пациент будет ерничать и на смертном одре, — добродушно усмехнулся главврач. — Хотя, пожалуй, в данном случае, вы совершенно правы. Кризис миновал и можно надеяться на лучшее.

Закончив осмотр, они ушли, оставив раненого одного. Ужасно хотелось пить, но не было сил позвать сестру или санитара. Оставалось только ждать, пока кто-нибудь обратит внимание на его бедственное положение. Через некоторое время, показавшееся ему вечностью, рядом раздались легкие шаги, и Будищев попытался попросить воды, но не смог. И тут случилось чудо, в пересохшие губы ткнулся носик поильника, и из него полилась живительная влага. Никогда, ни до, ни после, не приходилось Дмитрию пить ничего вкуснее, чем эта теплая, противная после кипячения вода, поданная ему сестрой милосердия. С каждой каплей ему становилось легче и под конец, он таки смог еще раз открыть глаза и увидеть лицо Геси. В этот момент, и без того симпатичная девушка показалась ему воплощением женской красоты и всех мыслимых достоинств.

— Как я сюда попал? — прошептал Дмитрий, утолив жажду.

— Вас принесли какие-то солдаты. Вы потеряли очень много крови и были совсем плохи.

— Фигово…

— Вам нужно набираться сил, а потому пока не следует много разговаривать, — мягко прервала она его.

На следующий день, Будищеву стало немного лучше и к нему пропустили посетителей. Ими оказались Шматов и все еще находившийся в госпитале Лиховцев.

— Это ты меня приволок? — спросил Дмитрий у Федьки.

— Ага, я со Степаном, — обрадованно закивал тот, и простодушно добавил: — Мы уж думали тебе каюк!

— Хрен дождетесь, — скривил губы в усмешке раненый.

— Мы так перепугались, — вступил в разговор Алексей. — Что с вами произошло? У Феди я, как не бился, не смог добиться вразумительного ответа.

— Не помню, — покачал головой Будищев. — Упал, очнулся, гипс…

— Но на вас нет гипса? — выпучил глаза вольноопределяющийся.

— Разве? А чувство такое, будто всего запеленали!

— Боже, вы, что, опять шутите?

— Нет, я серьезен, как надгробие.

— Не надо так говорить, — укоризненно покачал головой Лиховцев. — Жизнь и смерть, это очень серьезные вещи, чтобы вот так ерничать. Я теперь это точно знаю.

— Да ладно тебе, Леша, лучше расскажи, что нового произошло, пока я валялся в отключке?

— Да ничего особенного, если не считать, что цесаревич сдал командование генерал-адъютанту Тотлебену и отбыл в Россию. Кстати, я тоже скоро за ним последую.

— Как, уже?

— Да, госпитальное начальство решило отправить негодных к дальнейшей службе домой. Как вы понимаете, я отношусь к этой категории.

— И много таких?

— К сожалению, много! Безрукие, безногие, слепые, оглохшие, тяжело смотреть…

— Но-но! Ты бодрость-то, не теряй.

— Ну что вы, Дмитрий. У меня, как раз все хорошо. Все же я успел получить образование, так что могу служить в присутствии или частной конторе. Две ноги для этого совершенно излишни. К тому же меня ждет Софи, так что будущее видится мне исключительно в светлых тонах. А вот что будут делать другие инвалиды, я не слишком себе представляю. Ведь у многих семьи и их надо кормить. Эти люди находятся в таком унынии, что больно смотреть.