Иван Оченков - Путь на Балканы [СИ]

— И когда вы отправляетесь?

— Точно не скажу, но говорят в ближайшие пару недель нас отправят на телегах в Бургас, а оттуда морем в Севастополь. Все зависит от наличия транспорта.

— Что же, счастливого пути…

— Ну, прощаться пока рано, мы ведь еще увидимся. Я непременно зайду завтра, а сейчас нам пора, а то доктора будут ругаться.

— Ага, спасибо. Феденька, задержись на секунду, я у тебя кое-что на ушко спрошу…

— Чего, Граф? — наклонился Шматов, как только Лиховцев отошел, громыхая своей деревяшкой.

— Говори…

— Ладно все прошло, — поспешил он успокоить Дмитрия, сообразивший о чем тот спрашивает. — Все шито-крыто. Жандарм, правда, приходил, дознавался, да мы ему: — "знать не знаем, ведать не ведаем". Нашли-де, пораненным, у порванных проводов телеграфных, а кто и почему, бог весть!

— Поверил?

— А кто его знает, ирода. Должно, поверил…

— Про провода, сам придумал?

— Да где мне! Северьян велел так говорить.

— Галеев?

— Ну да, он в карауле старшим был, да увидал, как мы тебя тащим, вот и надоумил.

— Ишь ты.

— Ага, а еще сам пошел с Анохиным и провода оборвал, да истоптали там сапогами, будто невесть что творилось. Кровью еще набрызгали. Все чин чином.

— Офигеть!

— Ладно, побег я, — заторопился Федор. — Ты поправляйся скорее.

Как это ни странно, но в тот день жандармы так и не появились. Не пришли они и на следующий, так что Дмитрий стал уже успокаиваться, решив что "голубые мундиры" удовольствовались версией о порче проводов и не стали копать дальше. Однако на третий день, в палату вошел улыбающийся Вельбицкий и Будищев кожей почуял опасность.

— Здравия желаю, вашему благородию, — тихо поприветствовал он офицера.

— Здравствуй, братец, — ласково начал штабс-капитан. — Как поживаешь?

— Надо бы лучше, да уже некуда.

— А ты не меняешься, — хохотнул жандарм. — Все такой же балагур!

— Поздно уже меняться.

— Ну, поздно, так поздно. Ты мне лучше расскажи, что с тобой приключилось?

— Честно, ваше благородие?

— Конечно, честно!

— Если честно, то я ни хрена не помню.

— То есть?

— Вот вообще ничего. Вроде вечером уже спать собирался ложиться, а потом чернота… очнулся уже здесь.

— Любопытно. А то как тебя титулярный советник Валеев посылал линию проверить, стало быть, тоже не помнишь?

— А он посылал?

— Ну не сам же ты пошел ее проверять?

— Логично, — задумался на миг Дмитрий, а потом решительно заявил: — Возможно, так и было, только я все равно ничего не помню!

— Ну да, с тобой ведь такое уже бывало, — как бы про себя пробормотал штабс-капитан, не спуская с раненого глаз.

Будищев в ответ промолчал, показывая всем своим видом, что и рад бы помочь, но ничего конкретного сказать не может. Вельбицкий еще немного поиграл с ним в гляделки, и, как бы невзначай, спросил:

— А что, когда ты обрыв искать пошел, амбар уже горел?

— Еще и амбар горел? — изумился Будищев. — Вот ночка была!

— Так ты пожара не видел?

— Может и видел, — пожал плечами унтер. — Говорю же, не помню.

— Но амбар-то ты видел?

— Какой амбар? Тот, что на окраине деревни заброшенный стоит?

— Да, он самый.

— Не могу знать, ваше благородие! А почему вы спрашиваете?

— А вот вопросы, — вступил, наконец, в разговор второй жандарм, — тут мы задавать будем!

— Как прикажет ваше благородие!

— Слушай, Будищев, — продолжил поручик, — а ведь ты нам врешь! У тебя шинель не только в крови, но и в копоти. Был ты у этого пожара…

— Вашбродь, — покачал головой Дмитрий, — да я в этой шинели, половину Болгарии, будь она неладна, на пузе прополз. И не один десяток турок на тот свет отправил, а уж сколько раз у костра ночевал, да на разных пожарищах был, мне и не упомнить!

— Не кривляйся, я у сослуживцев твоих спрашивал. Еще днем она у тебя вычищена была, а тут уже закопченной оказалась. Как так?

— Я же говорю, не помню, — с видом великомученика, отвечал ему Будищев.

— Ну ладно, — снова улыбнулся Вельбицкий. — А у дома, где евреи-поставщики жили, ты бывал?

— Это у которого? Тут, господин штабс-капитан, деревня небольшая, да в каждом дворе, либо румынский жид на постое, либо свитский генерал на квартире. Недолго и перепутать!

— Что?! — широко распахнул глаза поручик.

— Я имею в виду, где какой дом, они ж тут все на один манер…

— Издеваешься, скотина?

— Не пойму я, вашбродь, чего вы от меня хотите? Я, можно сказать, одной ногой на том свете побывал, да еще не факт, что оттуда вернулся, а вы меня тираните, будто я преступник какой. Если есть в чем обвинить, то так и скажите, а то, что же жилы тянете? Я, чай, не железный.

— Ты мне поплачься еще!

— Прошу прощения, а что здесь происходит? — раздался за спиной жандармов голос, на который те нехотя обернулись.

На "стражей законности и порядка" с вызовом в глазах смотрел тщедушный молодой прапорщик, в котором Дмитрий узнал Гаршина.

— А вам какое дело? — грубо отозвался поручик.

— Старший унтер-офицер Будищев – мой подчиненный. Кроме того, он герой войны и георгиевский кавалер! И я хочу знать, по какому праву вы его допрашиваете?

— Полноте, господа! — вмешался Вельбицкий. — Нет никакого повода для ссор. Мы вовсе не допрашиваем вашего…, кстати, Всеволод Михайлович, а когда это он успел стать вашим подчиненным? Вы вроде соседними взводами командовали…. Ну да ладно! Мы, изволите ли видеть, не допрашиваем вашего протеже, а производим дознание.

— У раненого?!

— А что делать? Произошло преступление, свидетелем которого мог быть унтер-офицер Будищев. Но он, к сожалению, отчего-то не хочет помочь нам в расследовании, вот мы и пытаемся выяснить причину подобного поведения.

— Я не знаю в чем вы его подозреваете, но уверен, что ваши домыслы абсолютно беспочвенны!

— Что же, господин прапорщик, мы примем к сведению ваше мнение. Впрочем, мы уже закончили. Честь имеем!

Выйдя из госпиталя, жандармы переглянулись.

— Что скажете? — первым нарушил молчание Вельбицкий.

— Вы правы, он определенно знает больше, чем говорит.

— А что по поводу беспамятства?

— Врет.

— Да, я тоже так думаю. Хотя это не имеет никакого значения.

— Почему?

— Мы не сможем связать Будищева ни с пожаром, ни с трупами, найденными в деревне. Слишком далеко его нашли. Кстати, их опознали?

— Да, это по большей части представители местного преступного элемента. Турецкая власть кончилась, болгарская не началась, а мы и вовсе во внутренние дела не вмешиваемся, вот они и подняли головы.

— И тут же их лишились.

— Выходит так.

— А что с покойником с пожарища?

— Невозможно опознать, слишком сильно обгорел. Есть кое-какие догадки, но…

— А именно?

— Ну, прочих покойников часто видели в компании двух румынских подданных, пропавших той же ночью. Некто Михай Попеску и Мирча-цыган. Вполне возможно, что это один из них.