Александр Михайловский - Победителей не судят

Хотя такое понятие, как «кулак», в Европе неприменимо. Ведь термин этот означает не только очень зажиточного крестьянина, но еще и деревенского ростовщика; и в терминологии двадцать первого века, можно сказать, мини-олигарха, держащего односельчан в страхе долговой кабалой и кулаками своих подпевал. Таких кулаков там нет, ибо при развитой банковской системе они нежизнеспособны. В буржуазной дикой экономике все происходит по законам борьбы за выживание в дикой природе. Там крупные хищники пожирают мелких, вынуждая тех сбиваться в стаи или вымирать. А крестьянин – хоть богатый, хоть бедный, хоть русский хоть французский – по умолчанию является ярым индивидуалистом и одиночкой, и в стаи сбивается только под прессом величайшей опасности (и то не всегда), или под воздействием государственного насилия, вследствие крайней необходимости, как это было при коллективизации в СССР.

Вот поэтому в странах западной Европы и пришлось тщательно и крайне доходчиво разъяснять людям, что никаких обязательных колхозов в этих странах с высокоразвитым сельским хозяйством не будет. Мол, в Советском Союзе при переходе от архаического сельского хозяйства с сохами к промышленному производству сельхозпродукции такой шаг был вынужденным, потому что иначе никак не получалось наставить на путь истинный огромную массу мельчайших частных хозяйств, проедающих все произведенное, и все равно в силу своей технологической отсталости живущих беднее бедного. Ни одно государство, если оно в своем уме, не может позволить себе существование значительной части населения, живущего натуральным хозяйством, как во времена царя Иоанна Грозного. Российская империя потому и пала, что ничего не предпринимала по поводу двух третей населения, гирями повисшего на ногах развивающейся страны.

Удалось ли убедить? Раз эти самые французы, бельгийцы, лихтенштейнцы и голландцы пришли на избирательные участки и проголосовали «за» – наверное, удалось. Причем голосование (особенно во Франции) прошло весело, можно сказать, с огоньком. Люди пели, плясали, умеренно выпивали, потом шли голосовать и снова пели и плясали. И все, что для этого потребовалось – полугодовое бездействие буржуазной пропаганды. К тому же с приходом Красной Армии жить в ранее оккупированной немцами Европе стало легче и не в пример веселее.

А колхозы… колхозы от них тоже никуда не уйдут – сначала в виде стимулируемых беспроцентными кредитами и стабильными 53 закупочными госценами добровольных кооперативов и артелей, по таким же твердым ценам снабжаемые удобрениями, а также топливом для тракторов и автомашин. А потом… потом будет видно. Ведь коллективизация – это не самоцель, а средство интенсификации сельскохозяйственного производства. Две вещи, которые нельзя делать в ходе этого процесса – применять к людям силу и требовать от ответственных товарищей стопроцентного охвата. Зачем все эти танцы с саблями, когда есть меры экономического поощрения, которые покажут, что вести хозяйство по-советски выгодно и удобно. Впрочем, сельское хозяйство в Европе – не главное, все равно она не в состоянии конкурировать с еще лежащими втуне целинными землями. Удивительно, как, имея огромные территории, способные ежегодно приносить богатый урожай, поздний Советский Союз дожился до того, что стал нетто-импортером продовольствия и менял одно желающего эмигрировать еврея на три мешка фуражной канадской пшеницы.

А пока европейская промышленность, которой больше не надо больше в огромных количествах производить оружие, переходит на выпуск легковых и грузовых автомобилей, тракторов, плугов, сеялок и прочего сельхозинвентаря, который необходим, чтобы доделать недоделанное перед войной, завершить индустриализацию, в том числе и сельского хозяйства. Внутренний рынок СССР, вследствие незавершенности этого процесса, просто огромен, и допуск на него для европейских заводов является большим плюсом.

С другой стороны еще предстоит разобраться с причинами того, почему советская система хозяйствования, по скорости развития поначалу опережавшая капиталистический мир, потом, после его, Сталина, смерти, вдруг резко замедлилась, в итоге впав в стагнацию, которая закончилась крахом советского проекта. Прежде чем браться за советизацию европейской экономики, необходимо еще раз досконально разобраться в причинах краха советского проекта в мире потомков. Неверными или, по крайней мере, неполными могут оказаться даже очевидные ответы на этот вопрос – вроде непомерных военных расходов, которых на этот раз удастся избежать, или безумных экономических экспериментов Никитки, совершенно расстроивших хозяйственную жизнь, в результате которых вместо искомого социализма был построен госмонополизм, раскрашенный в яркие социалистические цвета.

По крайней мере, правдивость первого ответа представляется сомнительной. В конце тридцатых СССР так же лихорадочно готовился к войне, вооружался и строил военные заводы, но это ни в коей мере не привело к истощению его экономики. Напротив, новые научные разработки, сначала применяющиеся в интересах обороны, потом, через несколько лет, начинают применяться в народном хозяйстве, создавая условия для рывка вперед всей советской экономики. И это дает СССР преимущество перед капиталистами, у которых технология, разработанная какой-нибудь одной фирмой, будет тщательно оберегаться от всех ее конкурентов с целью создания дефицита 54 нужного продукта.

В то, что главным врагом советской экономики был дорвавшийся до верховной власти Никитка, Сталину поверить было гораздо проще. Тот еще деятель, прохвост и путальник. Но все равно Сталин наглядно себе представлял мощь оставшейся после него экономической системы и обосновано сомневался в том, что ее возможно уничтожить хаотичным дерганьем за рычаги, на что Никитка только и был способен. Нет, тут нужен враг совершенно другого порядка – тот, который не только разбалансирует систему, но и всячески будет препятствовать встроенным в нее механизмам самовосстановления. Особенно насторожило то, что люди, занимавшиеся советской экономикой на закате СССР и практически приведшие к ее краху, не только не были за это как-то наказаны, но еще и заняли новые, достаточно высокие посты в руководстве экономикой и финансами в буржуазной России. Интересно, что это – случайное совпадение или последствия заговора, когда заговорщикам уже некого и незачем стесняться? С этим вопросом надо разбираться очень долго и тщательно, при этом заниматься этим должны как чекисты Лаврентия, так и те советские экономисты, которые не были причастны к созданию извращенно-ущербной госмонополистической версии плановой советской экономики. А вот над этими персонами надо будет еще поименно подумать.